Книга Прядильщица Снов, страница 164 – Тория Кардело

«Не хочу на Ткань Снов. Хочу обычных снов. Или вообще никаких».

Эта мысль стала последней чёткой вспышкой сознания перед погружением во тьму. Не ту привычную, обволакивающую темноту предсонья, а что-то более плотное и осязаемое. Словно её с головой накрыли тяжёлым бархатным покрывалом, отсекая от мира, от звуков, от воздуха.

Аля поняла, что что-то не так, ещё до того, как открыла глаза. Изменился воздух — стал затхлым, с запахом сырости и старого дерева. Так пахнет музей или заброшенный особняк — пространство, где время течёт иначе, где пыль веков оседает на поверхностях, создавая почти осязаемый слой истории.

И звуки — не привычный шум машин за окном, не тиканье часов на кухне, не постукивание капель дождя по подоконнику, а… тишина. Абсолютная, гробовая тишина дышала, пульсировала вокруг неё. В такой тишине слышен даже самый тихий шёпот крови в венах, даже самый слабый шорох ресниц по подушке.

Она открыла глаза и увидела бесконечный зал с зеркалами. Тот самый зал, где она оказывалась во время сеансов с Агатой. Самое пугающее место, одновременно дарующее ей надежду.

Потолок, терявшийся в высоте, теперь покрылся паутиной — не обычной, серой и пыльной, а тонкой, серебристой, похожей на причудливые кружева. В промежутках между нитями мерцали крошечные огоньки — то ли пойманные в ловушку светлячки, то ли крошечные звёзды, упавшие с небосвода. Они мигали неровным, тревожным светом, создавали иллюзию движения, словно сама ткань пространства колыхалась от невидимого ветра.

Аля посмотрела на свои руки и сразу поняла, что была в своём идеальном образе — том самом, который нарисовала на портрете под впечатлением от статьи Агаты. Знакомое изумрудное платье переливалось в редких лучах фосфорисцирующего света.

Сделав шаг вперёд, Аля заметила, что все её отражения в зеркалах повторяют движение с секундной задержкой. Это было жутко: за каждым стеклом стоял её двойник, имитирующий её движения, но не совсем точно.

От пола веяло неживым, могильным холодом. При каждом шаге от него расходились круги — словно она шла по поверхности воды, а не твёрдого материала.

— Что происходит? — прошептала она. Её голос эхом разнёсся по пустой комнате, многократно отражённый и искажённый. Не один голос, а хор, звучащий чуть вразнобой.

— Почему я здесь?

Последние слова утонули в эхе, отразились от зеркал и вернулись к ней змеиным шёпотом:

— Здесссссь… здессссь… здессссь…

— Потому что ты нарушила обещание.

Голос раздался отовсюду — низкий, с лёгкой хрипотцой, одновременно знакомый и чужой. Словно кто-то говорил через ткань, воду или границу миров.

Аля обернулась, но вокруг — только зеркала.

И вдруг она заметила, что одно из отражений изменилось. Это была идеальная версия Али, но в её лице, в глазах что-то не так. Она смотрела прямо на Алю, но не повторяла её движений, а глядела с хищным интересом, который не имел ничего общего с человеческими эмоциями.

Её глаза были не зелёными, а золотистыми, с вертикальными зрачками. В полумраке они излучали холодное сияние.

— Ты дала обещание, — теперь Але показалось, что это кто-то за гранью использовал отражение как марионетку. — Ты обещала стать мной. Навсегда.

Воздух в зале зеркал сделался плотным и тяжёлым, словно пропитался невидимыми частицами ужаса и отчаяния. Каждый вздох давался с трудом, будто лёгкие не принимали этот странный, чуждый воздух.