Книга Прядильщица Снов, страница 161 – Тория Кардело

«Пожалуйста», — мысленно просила Аля, сама не зная кого — Бога, в которого не верила; Вселенную, которая не слышит; Судьбу, которая не прощает ошибок. — «Пожалуйста, пусть она выживет. Пусть это будет не так. Не так всё должно заканчиваться».

Слова складывались в безмолвную молитву, неумелую, неуклюжую, но идущую из самой глубины души. Слова-мольба, слова-заклинание, слова-обещание.

«Я не буду прыгать. Я останусь. Только пусть она выживет».

Полину вынесли из школы, погрузили в машину с красными крестами на боках, с мигалками на крыше, с особым запахом медикаментов, который всегда ассоциируется с болью, страхом, надеждой.

Двери захлопнулись с глухим стуком; от пронзительного, тревожного звука сирены у Али заложило уши.

И всё. Полина Лунёва исчезла. Может быть, навсегда.

Машина скорой помощи растворилась в сыром тумане, окутавшем улицы Зимнеградска. Только красные отблески мигалок ещё какое-то время мерцали в октябрьской мгле, словно прощальный сигнал из другого мира.

* * *

Звонок на следующий урок уже прозвенел, но Аля не пошла в класс. Какой смысл сидеть на математике после случившегося с Полиной? Цифры, формулы, уравнения — всё это выглядело таким бессмысленным и незначительным перед лицом смерти. Или почти-смерти? Она не знала, выживет ли Полина, но почему-то уже думала о ней в прошедшем времени. И завидовала одноклассникам, которые спокойно учились в тот момент и находились в наивном неведении.

Она вернулась в тот же туалет — теперь пустой, с тяжёлым, удушливым запахом хлорки, не способными полностью перебить запахи следы случившейся трагедии. От тревожного, неровного мерцания лампы на потолке рябило в глазах и болела голова.

Злосчастная кабинка осталась открытой — как незашитая рана. На полу — следы воды, остатки бумажных полотенец, которыми наспех пытались что-то вытереть. Маленькие бумажные комочки напоминали озёрную пену, прибитую к берегу волнами. Под одним из них Аля заметила бледно-розовое пятно, не оттёртое до конца.

Приглушённый свет из окна падал на всё это скудными, тусклыми потоками, создавая причудливую игру теней. Зимнеградское небо, всегда затянутое облаками, сейчас стало почти чёрным — надвигалась гроза, первые раскаты грома уже доносились издалека рычанием огромного зверя.

Аля подошла к раковине и включила воду. Старый кран недовольно скрипнул, выпуская сначала тонкую струйку ржавой жидкости, а затем — полноценный поток относительно чистой воды. Прозрачная струя ударилась о белую керамику, смывая невидимые пятна.

В шуме воды Але чудились голоса — тихие, неразборчивые, словно кто-то шептал ей что-то важное, но слов было не разобрать. Она тряхнула головой, отгоняя наваждение. Просто шум воды. Просто игра воображения, измученного стрессом и потрясениями сегодняшнего дня.

Потом, медленно, почти ритуально, она поднесла шарф Полины к воде. Мягкая ткань потемнела, приняла грязновато-жёлтый, почти ржавый оттенок, а высокопарная надпись выглядела болезненной насмешкой.

Кровь. Рвота. Пот. Слёзы. Всё смешалось на этом куске ткани — всё, что осталось от Полины Лунёвой. Полины, которая ещё утром была недосягаемой богиней школы, а сейчас лежала под капельницей между жизнью и смертью. Такого же сломленного человека, как и сама Аля.

Она начала осторожно промывать шарф дешевым хозяйственным мылом, стараясь не повредить нежную ткань. Она всё ещё не до конца осознавала произошедшее, всё ещё чувствовала себя внутри кошмарного сна.