Книга Прядильщица Снов, страница 160 – Тория Кардело

Она видела только, как менялось лицо учительницы — от удивления к тревоге, от тревоги к ужасу. Морщины на лбу Марии Сергеевны стали глубже, губы сжались в тонкую линию, а глаза расширились от ужаса.

— Господи, — в этом слове было столько отчаяния и бессилия, что Аля невольно поёжилась. — Господи, только не это.

Учительница вскочила, опрокинув стул. Ручка выпала из её руки на раскрытую тетрадь, оставив на чистой странице кроваво-красную кляксу. Остальные учителя засуетились, загудели встревоженным ульем, задавая вопросы, на которые никто не отвечал.

А потом Мария Сергеевна бежала по коридору, а Аля брела за ней — всё так же сжимая шарф, всё так же в странном, отрешённом состоянии, словно душа отделилась от тела и наблюдала за происходящим со стороны. Звуки доносились приглушённо, как сквозь толщу воды. Цвета казались тусклыми, размытыми; палитра Зимнеградска, города, который, казалось, всегда существовал в режиме пасмурного дня, сейчас стала ещё более блёклой, почти монохромной.

Когда они вернулись к туалету, уже прибыла скорая помощь. Люди в белых халатах — двое мужчин и женщина средних лет — суетились над Полиной; её уложили на пол, предварительно постелив одноразовую простыню. Один из врачей делал ей искусственное дыхание — ритмичные движения, вдох-выдох, вдох-выдох. Другой доставал ампулы из чемоданчика — тонкие стеклянные пробирки с прозрачной жидкостью внутри. Третий накладывал жгуты на руки, чтобы найти вену для капельницы.

Рядом стояла школьная уборщица. На её рабочем халате расплылись тёмные пятна; лицо побелело, словно присыпанное мукой, глаза расширились, взгляд стал отсутствующим, а губы шевелились в беззвучной молитве.

— Как она? — голос Марии Сергеевны дрожал, срывался.

Женщина-врач коротко покачала головой, не отрываясь от работы.

— Состояние тяжёлое. Большая доза. Внутреннее кровотечение, возможен отёк лёгких.

Короткие, рубленые фразы ударами ножа отзывались болью в сердце Али. Она стояла в дверях, не в силах оторвать взгляд от Полины, распростёртой на полу школьного туалета, как сломанная кукла, которую небрежно отбросил жестокий ребёнок.

Её лицо, её тело, казавшееся Але воплощением совершенства, сейчас выглядели чужими, неестественными. Глаза были закрыты, но веки подрагивали, словно ей снился кошмар. Губы — синюшные, потрескавшиеся, с пеной в уголках. Кожа — бледная, почти прозрачная, с мраморной сеткой вен на висках и шее.

«И ради чего? Ради призрачной надежды на что-то лучшее за гранью этого мира? Что смерть — это не конец, а просто… дверь? Дверь на Ткань Снов, куда её проведёт загадочная Агата с её странными глазами и гипнотическим голосом?»

Врачи аккуратно погрузили Полину на носилки, пристегнули ремнями, подключили капельницу, надели кислородную маску. Её тело выглядело таким безвольным и бесплотным, словно оттуда ушла вся жизненная сила.

Один из медиков — худощавый мужчина с заметной щетиной и усталыми кругами под глазами — что-то говорил директрисе, тоже прибежавшей на шум. Какие-то медицинские термины, фразы о состоянии, о шансах, о необходимых процедурах.

Аля не вслушивалась в слова. Они омывали её, как волны, но не проникали в сознание. Она смотрела на лицо Полины — восково-белое, с заострившимися чертами, будто уже не из этого мира.