Онлайн книга «Прядильщица Снов»
|
Аля, тяжело дыша, протянула ему золотистый шарф Полины: — Ты помнишь её? Роман не взял шарф. Его взгляд скользнул по мягкой ткани, и в глазах мелькнул ужас — чистый, искренний ужас, от которого у Али по спине пробежали мурашки. — Помнишь? — повторила она тише, не опуская руки с шарфом. Роман медленно кивнул. Одно короткое движение головой, но в нем было столько боли, что у Али сжалось сердце. — Это её шарф, — сказала она, протягивая ткань ближе к нему. — Я думаю, она хотела бы, чтобы он был у тебя. Вы же… вы же встречались. Роман не шевельнулся. Его лицо снова напомнило застывшую маску, только в глазах двигалось что-то живое и мучительное. — Возьми, — почти шепотом произнесла Аля. — Пожалуйста. Я не хочу, чтобы он был у меня. Он напоминает… напоминает о том, что произошло. Усилившийся ветер подхватывал мелкие листья и пыль, закручивая их в маленькие вихри у их ног. Капли дождя становились крупнее, холоднее, словно природа отражала внутреннее состояние обоих. — Не возьму, — наконец произнес Роман. Его голос прозвучал непривычно низко и глухо, с хрипотцой. — Он должен остаться у тебя. Он сделал шаг назад, и капля дождя скатилась по его щеке, словно слеза. — Но почему? — Аля опустила руку с шарфом. — Ты же любил её. — Я всегда буду помнить, — ответил Роман, и в его голосе прозвучала такая горечь, что Аля вздрогнула. — И ты тоже не забывай. И не делай так никогда. Их взгляды встретились — её растерянный и его отрешённый, но полный какой-то давней, глубокой боли. В этот момент между ними словно проскочила искра понимания, молчаливого соучастия в общей тайне. Аля заметила, как нервно дергается мышца на щеке, как пальцы сжимаются в кулаки и разжимаются. В нем было столько сдерживаемой силы, столько невысказанного горя, что Аля невольно отступила на шаг, чувствуя себя слишком маленькой, слишком незначительной перед лицом такой боли. Она кивнула, сжимая шарф в руке. Что-то в словах Романа заставило её задуматься. «Не делай так никогда». О чем он? О самоубийстве? О Ткани Снов? Об Агате? Аля повернулась и пошла прочь, испытывая странную отрешенность от происходящего. Мир вокруг становился размытым, нечетким, словно она смотрела на него сквозь запотевшее стекло. Звуки приглушались, цвета тускнели. Дереализация — так, кажется, называла это Агата в какой-то из своих статей. Шаги по мокрому асфальту, капли дождя на лице, холодный ветер, пробирающийся под куртку — всё это ощущалось словно через слой ваты. Нереальное. Ненастоящее. — Аля… Голос Романа — негромкий, почти потерявшийся в шуме дождя — догнал её, но она не обернулась. Не заметила, что он впервые назвал её по имени. Не поняла, что в этом оклике таилось что-то важное, что-то, способное изменить всё. Аля брела по знакомым улицам, не разбирая дороги. Обшарпанные хрущевки с выцветшими балконами, серые панельки с облупившейся штукатуркой, однообразные дворы, где на пожухлой траве стояли старые автомобили — всё это сливалось в унылую картину городской окраины. Ветер доносил запахи влажной пыли, прелых листьев и чего-то горького, химического. Она свернула во двор одной из пятиэтажек — старый двор с облезлыми скамейками, где всегда сидели пенсионеры, с жестяной горкой, изъеденной коррозией, и качелями, проржавевшими до оранжевого цвета. Асфальт пестрел детскими рисунками, почти стертыми недавним дождем, а рядом с подъездом торчали покосившиеся железные столбики с натянутыми между ними бельевыми веревками. |