Книга Прядильщица Снов, страница 18 – Тория Кардело

— Кострова, всё нормально? — крикнул физрук, подходя ближе и недовольно качая головой. — Вставай давай.

Аля поднялась, чувствуя, как пылают щёки, а глаза наполняются слезами. Казалось, что она снова очутилась в своём кошмаре, где её окружают лишь насмешки и ненависть. Ничего не менялось. Всё повторялось по кругу, где бы она ни была. И это сжигающее чувство стыда и отвращения к себе преследовало её повсюду.

Аля поправила футболку дрожащими руками и отошла к краю площадки, чтобы больше никому не мешать. Парк возле дома бабушки, старые книги в пыльном шкафу, тихие вечера с чаем — далёкое убежище, недосягаемый рай. А здесь, под холодными люминесцентными лампами, среди шепота и взглядов, оставалось только ждать, когда закончится урок. Когда можно будет снова спрятаться.

«Уродина, толстая, неуклюжая. Никому не нужна».

Мысли кружились в голове, острые, колючие, как осколки разбитого стекла. Хотелось сорваться с места, бежать, не оглядываясь. Но куда бежать? От себя не убежишь.

Аля скрестила руки на груди, будто защищаясь от невидимых ударов. Под спортивной формой — потное, ненавистное тело. Всюду — влажно, душно, липко. И запах. Запах собственного страха и унижения, как в той московской школе, как в детских кошмарах.

Зимнеградск снова предал. Она надеялась, что здесь будет иначе. Что маленький провинциальный городок, где прошло её раннее детство, станет убежищем. Но город встретил её серым дождём и такими же серыми людьми. И, видимо, везде — в Москве, в Зимнеградске, в любой точке мира — для неё был уготован один и тот же позор.

— Отлично сыграла, Кострова! — крикнула Полина, специально подходя ближе к Роману.

Аля даже не решалась посмотреть на него. Не хотелось думать, что он видел её жир, видел, как она валялась на полу, беспомощная, нелепая. Видел и теперь тоже смеётся, как и все остальные. Больно. Стыдно.

— В следующий раз сразу сдавайтесь, так будет честнее, — добавила Полина. В её голосе звучал яд, насмешка, превосходство. Торжество хищника над жертвой.

— Хватит уже, — неуверенно попыталась заступиться Настя, но её голос потонул в общем хохоте.

— Кострова, ты подводишь команду! Оценку снижу только тебе, — раздался голос Андрея Николаевича.

Аля нервно кивнула и случайно взглянула на Романа. Тут же отвернулась, но успела заметить — на его рассеянном лице мелькнула едва заметная улыбка. Презрение? Жалость? Брезгливость? Не важно. Ей уже было всё равно. Она не могла больше сдерживаться. Слёзы потекли из глаз, внутри всё сжалось от боли. Колючей, острой, разрывающей. Не обращая внимания на физрука и крики одноклассников, обвиняющих её в поражении команды, Аля выбежала из спортзала.

Она училась здесь всего неделю, а её уже ненавидели. Уже. Она умела только это — создавать проблемы, сеять ненависть.

«Уродина. Толстая, нелепая уродина».

В раздевалке Аля села на скамейку и закрыла лицо руками. Слёзы текли по щекам — горячие, солёные, бесконечные. Теперь Роман точно никогда не посмотрит в её сторону. Для него она навсегда останется жалкой и смешной толстухой, которая не способна даже нормально поймать мяч. Которая портит всё, к чему прикасается.

Раздевалка — пустая и холодная, будто здесь никогда не было жизни. Тусклый, мерцающий свет лампы отбрасывал длинные тени на стены, покрытые сколами краски и царапинами. Аля сидела, прижавшись спиной к шкафчику, и пыталась сдержать рыдания. Слёзы оставляли солёный привкус на губах. Руки дрожали, а в груди было тяжело, будто кто-то положил туда камень. Огромный и неподъемный.