Книга Прядильщица Снов, страница 181 – Тория Кардело

Аля подняла глаза и увидела свое отражение в хрустальном бокале — идеальные черты лица, высокие скулы, губы, полные и ровные, без трещин и шелушения.

— Разве это настоящая я? — голос прозвучал неуверенно даже в этом совершенном теле.

Роза внезапно сжала её руку так сильно, что костяшки пальцев хрустнули под этим ледяным давлением. Боль пронзила запястье острой иглой, но через секунду исчезла — будто её нервные окончания уже начали перестраиваться под новые, совершенные параметры. Глаза блондинки потемнели, зрачки расширились и поглотили бледно-голубую радужку, пока не стали двумя бездонными колодцами.

— А кто сказал, что твоя настоящая сущность — та, уродливая оболочка? — голос Розы зазвенел, как разбитый хрусталь, губы растянулись в улыбке, но уголки рта оставались неестественно неподвижными, будто приклеенными. — Может, настоящая ты — именно эта, прекрасная? А тот мир просто исказил тебя, запер твою душу в теле, которое тебя недостойно?

Аля машинально осмотрела свои руки — гладкие, безупречные. Сжала пальцы, ожидая привычного приступа тошноты при воспоминаниях о своём старом теле, но вместо этого ощутила лишь лёгкое головокружение.

«Разве это плохо — забыть?» — пронеслось в голове.

«Зачем думать о том, болезненном мире, когда я здесь, в месте, где все совершенно?»

— А помните, как Александра впервые появилась здесь? — смех Астры рассыпался по залу стеклянными бусинами. — Такая растерянная, испуганная бедняжка!

— Я думала, вы все призраки, — пробормотала Аля, заставляя себя улыбнуться.

В ответ раздался хор смеха — идеально синхронизированного, будто запрограммированного. Звук обволакивал, как тёплая вода, смывал последние сомнения.

Как же приятно было смеяться вместе, а не сжиматься под градом насмешек. Как легко дышать, зная, что твоё дыхание не заставит кого-то брезгливо морщиться.

Она окинула взглядом зал. Своды терялись где-то в вышине, растворяясь в серебристой дымке, которая пульсировала в такт невидимой музыке. Стены то расширялись, то сжимались, и с каждым движением на их поверхности расцветали новые узоры: то морозные кристаллы, то переплетения виноградных лоз.

За столом из черного стекла сидели существа неестественной красоты. Их кожа переливалась перламутром, словно внутренняя поверхность раковины, а глаза светились изнутри — у одних холодным лунным светом, у других тлеющим огнем далеких звезд. Они двигались с плавной грацией, одновременно восхитительной и неправильной. Слишком плавной. Как если бы кто-то взял обычные человеческие движения и отполировал их до глянцевого блеска, убрав все случайные, живые неровности.

Аля провела ладонью по скатерти — белоснежной, но странно холодной на ощупь. От её пальцев на ткани остались едва заметные влажные следы, но тут же исчезли, будто впитались.

От вида местных блюд у Али перехватило дыхание. Фрукты светились изнутри маленькими лунами, внутри прозрачных конфет кружились созвездия, а в хрустальных кубках плескалась жидкость цвета расплавленного золота. Ягоды напоминали рубины, но с серебристой мякотью. Сквозь пирожные, увенчанные взбитыми сливками, просвечивали краски.

Аля вдохнула головокружительные ароматы — сладость меда, свежесть утреннего воздуха после грозы, терпкость спелых виноградин, пряность корицы, горечь темного шоколада. Затем потянулась к персику, но в последний момент отдернула руку. В груди что-то затрепетало неприятное предчувствие.