Книга Обольщение, страница 116 – Лера Виннер

— Вышла отсюда! — окрик бабки больше похож на глухой и страшный рык.

Вот я старше, и Эрвин терзает мне губы в расхлябанном влажном поцелуе. Мы сидим на сене в его сарае. Его рука поднимается с моей талии к груди, и внутри меня что-то сжимается, потому что я одновременно хочу и не хочу таких прикосновений.

А потом он замирает, как будто что-то напугало его, сделало невозможным казавшуюся ему такой уместной смелость.

Вот мать рассказывает мне о силе, которая вот-вот во мне проснётся, и о цене, которую я должна буду за неё заплатить.

«Как ты могла⁈ Как ты посмела⁈», — хочу закричать я.

Хочу и давлюсь этим криком, потому что жить ей осталось несколько минут, а я не смею стать причиной, ускоряющей её кончину.

Мой отчаянный, полный ужаса и неверия визг и четыре мёртвые овцы у моих ног.

Глухое ликование где-то под солнечным сплетением, пока ещё сдержанное, но безошибочно считываемое самодовольство той силы, что стремилась показать мне себя.

Страх, стыд и выкручивающая руки боль.

Далёкие, бессмысленные мысли о том, что люди там, за окном, больше не имеют ко мне никакого отношения, потому что больше я не одна из них. Прокля́тый изгой, ведьма из сказки, которой суждено наводить на деревню страх — любой другой урод, но не молодая женщина, у которой совсем недавно так много всего было впереди.

Жидкий чёрный туман и равнодушный голос, который я не смогла бы описать, но способна была узнать из тысячи.

Чёрный экипаж и мёртвые кони, чьи копыта не касаются земли.

Я бегу от него во сне.

Бегу наяву.

Злорадство и ликование. Мои не дрожавшие руки. Та ночь, когда я наводила порчу на детей.

Слова, пришедшие из ниоткуда и ушедшие в никуда, восхитительное, пьянящее и такое заманчивое спокойствие человека, порождённое уверенностью. Я позволила силе вести себя, и она всё сделала. Не просто направила меня, приголубила, как уставшее и замёрзшее животное, пообещала, что никогда впредь я не буду одна и сама по себе.

Удовольствие, с которым она шипела на Эрвана, убеждая его в том, что я могу превратить его жизнь в ничто.

Обжигающая ледяная ненависть, с которой она бросилась бы на Монтейна. Если бы могла.

Все они, — крестьяне, Эрван, ублюдки у озера и те несчастные овцы, — были лишь инструментами, ничего не значащими мелочами. Но он…

Впервые я поняла и почувствовала это.

Когда барон вошёл в меня, он стал для неё врагом.

Представься ей возможность, она разорвала бы его в клочья и сча́стливо умылась его кровью.

Я содрогнулась, внезапно увидев и другое. То, как развернулся чёрный экипаж.

Он не растаял в тумане, не рассы́пался пылью на лесной дороге, не растворился в ночи.

Вынужденный отпустить меня, Чёрный человек намеревался пойти за Монтейном. Свершить ту страшную справедливость, которой требовала корчащаяся во мне сила.

И он почти дошёл.

Днём — немного медленнее, чем в темноте. Лишь чуть-чуть осторожнее.

Они бы смог, обязательно смог, если бы Вильгельм не пересёк границу герцогства Керн.

В пылу бешеной скачки, боясь опоздать и не найти меня, он даже не заметил того, кто шёл за ним по пятам, и если бы не строгость, с которой братья охраняли свои владения…

Я судорожно вздохнула и открыла глаза.

Ресницы были мокрыми, а спина затекла, но я по-прежнему сидела в кресле в кабинете, а солнце уже клонилось к закату.