Книга Наперегонки с ветром. Первое дуновение, страница 25 – Лера Виннер

Обостренное чувство справедливости и правда почти щенячья привязанность.

Мне, вероятно, следовало не надеяться на Матиаса, а самой набраться терпения и объяснить ему, что так было и будет всегда.

Что женщины Совета за редким исключением завистливы, но завидуют они не свободе в принятии решений, не интересным заданиям и даже не красоте. Моя близость к Йонасу — вот что по-настоящему задевало.

Насколько мне было известно, он ни разу не упал до того, чтобы иметь собственных кухарок, травниц или прачек. Оставаясь для многих из них лишь обжигающе желанной фантазией, за подобными удовольствиями он всегда уезжал в город, и никто точно не знал, с кем, когда и как.

Несколько раз я ловила от него тонкий аромат незнакомых пряных духов, но, судя по тому, как быстро он улетучился, это не продлилось слишком долго.

О том, зачем я поднимаюсь в его кабинет, сплетничали и раньше — желчно, грязно и так самозабвенно, что я с радостью стала захаживать к нему еще чаще.

После того, как он поставил ногу на горло своему Совету, не позволив вышвырнуть меня за ворота с меткой профнепригодности, сплетни превратились в объективную данность. Очевидный факт.

Знавшему больше, чем ему полагалось знать, Гаспару это казалось несправедливой отвратительной мелочностью, а я была уверена, что он справится с этим сам. То, что не поймет в силу собственного благородства, объяснит несвятой брат.

Хорошо хотя бы не додумалась пошутить при нем о том, что хотела бы посмотреть на лицо Кайла, когда ему перескажут главную новость года: сплетня оказалась вовсе не сплетней, безупречный и непогрешимый Мастер действительно нарушил вековой Устав, приняв от очередной соискательницы места в Совете взятку в виду определенного рода услуг.

Все это было лишь малой частью того, что задевало моего, мать его, ученика.

Обо всем остальном он заговаривать даже не пробовал — так же, как и я, предпочитал делать вид, что ничего не было, ничего не случилось.

Это не значило, что ничего не осталось.

И там, на стрельбище, следовало бы поговорить с ним об этом, если бы я была хорошим наставником.

Вот только наставником я не была вовсе, а учить его так, как учил меня Кайл, — награждая за каждый успех поцелуем, — не могла и не хотела.

— Это плохо, Гаспар. Это, Нечистый тебя побери, очень плохо.

— Я стараюсь! — он обернулся, сверкнул на меня ярким зеленым взглядом.

Красивый, пылкий.

Рыдавший взахлеб во вдовьем доме мальчик и правда научился драться.

— Я знаю, — справившись с собой, или почти справившись, я подошла к нему ближе и заглянула в лицо. — Но это не считается. Ты должен быть в форме. Пьяный, раненый, разнеженный, уставший — ты должен быть готов всегда. Ты понимаешь?

Он медленно кивнул и, к моему удовольствию, не попытался отвести глаза.

— Но как? Я правда стараюсь, я знаю, что должен попасть, но я не могу перестать думать.

— Если ты в принципе перестанешь думать, тебе конец.

Сообразив, что говорю не то и не о том, я сделала медленный вдох и посмотрела на мишень.

Плохая была идея.

Очевидно дерьмовая.

Если кто-нибудь увидит, наставничества можно лишиться тоже.

— Чему она может его научить? Как делать точно не надо?! Она и так отличный тому пример! При всем моем уважении, Мастер, мальчишка как собака, попробовавшая крови — он видел, что она сделала. Где гарантия, что он этого не повторит?