Книга Пара для проклятого дракона, страница 50 – Екатерина Гераскина

А я говорил. Говорил без остановки. Рассказывал всё.

О том, как поспорил, что уложу ее в постель. Как по глупости решил, что это просто способ развлечься, развеять скуку.

О том, как всё изменилось. О споре с Селием, который вскоре потерял для меня значение и я забыл о нем. Но не забыл «друг».

О том, как был наказан за драку с ним, отправлен в карцер, а потом и на практику на границу — в самую глушь.

О том, как провёл там слишком много времени. Как сдружился с Альбером и Робом. Как мы трое едва не погибли. Как долго потом восстанавливались.

А потом… вернулся в академию. Но Амелии уже не было. Как все твердили о том, что та пошла по рукам, продалась за дорогие подарки, а я верил. Потому что именно такие женщины и окружали меня. И как мне легко удалось во всем этом обмануться и вписать и ее в этот же круг.

Я излагал сдержанно, сжато, только суть, только факты.

Но она должна была знать правду. Должна.

Я очень рассчитывал, что она тоже откроется. Что поделится со мной. Расскажет всё.

Я рассказал ей о Вальдренах.

О том, как они из поколения в поколение стремились занять место Блэкбёрнов. Как были помешаны на женщинах, что боги даровали нашему роду.

Рассказал о предательстве.

О том, какую роль сыграл предок Селия, и как долго их род вынашивал планы. Я никого не оправдывал. Только называл вещи своими именами.

Агния повернулась ко мне. И слушала. Уже не с равнодушием — внимательно.

Хмурилась. Кивала.

Похоже, ей тоже многое теперь стало ясно.

И в какой-то момент она подтвердила:

— Я знала… но не всё. Теперь понятно, кто именно был тем «другом», который знал, где Лорана… и не вернул её.

Она встала.

Вышла из кухни. Вернулась с каким-то старым дневником — переплет потрёпан, страницы чуть пожелтели.

Подошла ко мне и молча раскрыла его на нужной странице.

Я только взглянул — и всё сложилось в единую картину.

— Селий видел меня в том доме, шел по нашему следу, — продолжал я. — Тебя нужно было спрятать на Земле. Времени не было.

— Они все равно хотели провести ритуал. Но у них не вышло. Моя семья помогла мне. Не отдала им мою душу.

— Теперь Селий больше никому не причинит вреда. Он просто не выйдет больше в свет.

Теперь ей было всё ясно.

Она встала. Взяла две чашки с почти остывшим чаем.

Подошла к раковине.

И резко и нервно выплеснула чай в слив.

Поставила чашки.

Сжала край раковины до побелевших костяшек.

Не обернулась. Говорила, уставившись в стену.

— Мне нечего тебе особо сказать. Я ушла из академии. Мне стало опасно там оставаться. Я была беременна. Твои «друзья» могли причинить вред нашему ребёнку.

Я молчал. Сердце бешено колотилось в груди.

— Потом… я работала. Где придётся. За гроши. Я не имела образования. Я родила дочь.. После родов… проснулся чёрный огонь. Открылся ещё один дар. Пришлось бегать из города в город А потом… я встретила тебя. Снова.

Повисла тишина.

Такая, что звенело в ушах.

Я не знал, что сказать. И в то же время — хотел сказать так много.

А потом она произнесла. Тихо. Спокойно. Подвела итог нашей беседе, длившейся до самого утра:

— Я научилась жить без этой связи… А ты… ты её не чувствуешь. Значит, всё так и оставим.

Это был удар. Прямо в сердце. Острый, точный — как клинок, вонзившийся под рёбра.

Больно.

Шокирующе.

И… очевидно.

* * *

— Тебе не стоит волноваться. Наша дочь в безопасности, — голос у него был глубоким, ровным. Почти бесстрастным. И только то, что я ощущала по нашей с ним связи не давало усомниться, что передо мной живой мужчина, а не запрограммированный только на одну эмоцию робот. — Сейчас может быть опасно видеть её. Я забрал её вместе с няней. О ней есть кому позаботиться. Еды и воды в убежище тоже достаточно.