Книга Три звездочки для принцессы, страница 79 – Сумеречная грёза

— Как ребенок? Ничего не болит? — во взгляде Сергея читается обеспокоенность и тревога за нас с малышом.

— Теперь уже ничего, — всхлипываю, переполненная чувствами, — болело очень, — говорю, отрывая его ладонь от живота и перемещая ее вверх — на собственное сердце. — Вот тут болело. Сильно.

— У меня тоже, — признается вдруг Сергей и целует меня в ложбинку между грудей, там, где трепетно бьется мое сердце. — Теперь я не позволю, чтобы ты плакала. — Его ладонь легла на мою щеку, и большой палец смахнул слезу, сбежавшую из моих глаз: — Только от счастья.

Сергей любил меня долго и страстно, сплетая наши дыхания воедино в долгих поцелуях. Он гладил мои плечи, бёдра, живот, будто желая отдать все, что у него есть — всё свое тепло для ребенка. Он очень часто клал свою ладонь на низ живота, поглаживая его и спрашивая, нужно ли еще что-нибудь, чтобы ему было лучше. Я отвечала, что ничего не нужно, лишь бы он был рядом и обнимал меня. И он обнимал, долго, тепло, трепетно и нежно, и не решался отпустить ни на секунду. Когда на небе взошла полная луна, и в окна пролился мягкий лунный свет, мы наконец успокоились и притихли в кровати.

Только сейчас я заметила, что кровать была узкая, явно не на двоих, а комната для прислуги совсем не подходила для гостевой — Сергея поселили не как гостя, а как человека, презираемого нашим родом. До тех пор, пока…

— Он попросил подписать тебя контракт на «право Анпейту», ведь так? — спросила я, разрывая лунную тишину.

Сергей обнимал меня, целуя в висок. Мы лежали уставшие, капли пота стекали по разгоряченным телам.

— Предлагал, — отвечает Сергей. — Совал ручку в мой кулак. Без обид, принцесса, хотел дать в морду твоему папаше.

— Дал бы, — говорю совершенно безразлично. Почему-то не испытываю к отцу ничего. Ни любви, ни ненависти. Только безразличие.

— Не могу, — отвечает Сергей.

— Почему? — перестаю даже дышать, меня посещает страшное предположение: а вдруг подписал? Вдруг… согласился на отцовские условия? — Ты… ты сделал это?

Сергей отстраняется, берет мое лицо в ладони и смотрит мне в глаза, пытаясь разглядеть мой встревоженный взгляд в таком тесном полумраке:

— А теперь спроси себя, малышка, неужели ты так плохо меня знаешь? — спрашивает он строго.

— Не подписал, — выдыхаю я, поддаваясь эмоциям. Буря бушевала у меня в душе. Обнимаю любимого, вешусь на шею: — Не подписал, не подписал!

— Угу, — отвечает Сергей. — Я очень плохой зять. Да-да, именно то, что слышала. Я отступать не собираюсь. А еще хуже я стану, когда мы отсюда выберемся — ведь я собираюсь тебя украсть.

— Что? — смотрю на Сергея большими-большими глазами, так, чтобы он точно видел мое изумление сквозь мрак. — Ты хочешь… украсть меня?

— Против? — лукаво спрашивает Сергей. — Ну, жаль тогда. Коршунов опять мне взбучку устроит за отбой… а мы-то уже всё подготовили…

— Я не против, я за! — восклицаю, и Сергей, негодник такой, смеется.

— Ну, раз за, — говорит он, чмокая меня в губы, — ответь еще на один вопрос. Пойдешь за меня замуж?

Мы ждали грозы целых две недели. Всё это время усиленно делали вид, что питаем ребёнка. Хотя, это был совсем не вид… Мы оторваться друг от друга не могли, несмотря на тревожность, нависшую в доме.

Отец требовал подписания контракта — Сергей тянул. Ведь поставив размашистую подпись под всеми его условиями, смысла ни в каком побеге уже бы не было. Отец нашёл бы нас на краю света и имел бы полное право на детей, потому что они с этих пор принадлежали бы роду Индилов, а не Сергею и даже не мне — родной матери ребёнка.