Книга Секреты Примроуз-сквер 1, страница 63 – Татьяна Лаас

— С чего бы? — Йен слил грязную воду из кастрюли и принялся её мыть. Хотелось супа, чтобы тепло и чувство сытости быстрее разошлись по телу, но суп так долго готовить, что, пожалуй, проще снова сварить кашу. — На кофе надо всего два желудя.

— Третий — за услуги кофемола! — буркнул Забияка. — Я тебе, что, мельник, что ли?

Йен, кочергой ловко сняв чугунные кольца с конфорки, поставил на плиту кастрюлю и забросил в неё овсянку, заливая водой. Забияка вздохнул и слетал за солью, щедро кидая её в кастрюлю.

Йен улыбнулся:

— Ты не мельник, — он стащил кольца и с мелкой конфорки, пристраивая ковшик с водой, куда Забияка принялся ссыпать толченые желуди, таская их при помощи магии.

— Ща скажешь — нахлебник. — Забияка обожал бухтеть и задирать.

Накрывая кастрюлю с кашей крышкой, Йен отрицательно качнул головой и наконец-то позволил себе опуститься в свое любимое кресло у обеденного стола — колено уже не ныло, оно завывало от боли, требуя внимания.

— Ты же знаешь — я таким не попрекаю.

— Ага. Знаю. Вслух не скажешь, но подумаешь. — Летун опустился к печной дверце и принялся уговаривать огонь — воздушники легче находили с ним язык, когда как все лесное в Йене привычно подрагивало от страха.

— Ты бы осторожнее… — начал было Йен об огне, но Забияка его оборвал, поняв по-своему:

— Не трясись! Сегодня приходил маг — проверял меня, ворча, когда же ты нахлебника выкинешь наконец-то! Устал он, видите ли, каждую неделю приходить и проверять — я ли магичу. Кстати, ты бы это… Помагичил — еще чуть-чуть, и утром колено не согнешь из-за скопившейся крови в суставе. Кто тебя так?

— Да ерунда! — отмахнулся Йен.

— Ерунда не ерунда, а колено-то поберег — тебя-то жизнь крыльями не одарила.

Кофе в ковшике радостно забулькал, выплескивая пену на плиту.

— Дохлые феи… — выругался Йен, и Забияка вновь стал подозрительно заботлив:

— Сиди уже. Сейчас сам все сделаю…

Йен зевнул, и плед, послушный магии Забияки, опустился на него, укутывая.

— Спасибо. Ты сегодня такой милый — даже страшно становится.

Забияка дернул плечом:

— Так… Кастрюля же.

— Я же сказал: я тебя простил. Тут и моя вина есть — надо было предупреждать. Подозревал же, что в лужах вы не от большой любви к ним моетесь.

Забияка, магией отправляя вкусно пахнущий напиток в кружку перед Йеном, мягко и ласково улыбнулся, но только так, чтобы тот ничего не заметил.

— Пей, — он привычно буркнул, — пей, Лесное дитя.

— Перестань, а? — Йен придвинул к себе сахарницу, стоявшую перед ним на столе, и щедро добавил себе три чайных ложки сахара.

Забияка, проверив кашу, чуть побулькивающую в кастрюле, перелетел на колено Йену и принялся поправлять потоки магии, уменьшая боль и опухоль:

— Ничего-то ты сам не можешь, Эль Фаоль. Горе ты луковое, а не Эль Фаоль…

— Просил же.

— Хорошо — Эль.

— Кстати, — прихлебывая горячий кофе, напомнил Йен, — что ты там о деде говорил? Который якобы всегда в курсе? Ты, что ль, шпионишь для него?

— Как можно?! — возмутился Забияка. — Я?! Не для этого меня мама родила — шпионить… Скажешь тоже! Он сам все знает. Думаешь, когда ты в больнице овощем две недели лежал, это тебя целитель от Шейла вылечил? Да ничего подобного — дед твой приходил. Неделю пешком шел, между прочим. Пришел и потом два дня тебя водой лесной отпаивал. Так что… Смирись, Эль Фаоль. Иначе тебя никак не назвать. Пришибет меня твой дед и скажет, что так и было. А я жить, между прочим, только-только начинаю.