Книга Школа бабок-ежек, страница 46 – Лада Кутузова

Его спутник, чья растительность отличалась рыжиной, озабоченно осмотрелся по сторонам:

– Сейчас, огонь достану. Мы уже прийти должны.

Рыжеволосый гном полез в сумку, перекинутую через плечо, и после длительных поисков достал фонарь с заключенным в него светящимся человечком.

– Погоди. Это ж джинн! Я ж говорю, Михалыч, что точно, вся ваша семейка – чокнутые! – ахнул чернобородый гном.

– Джинн, – удовлетворенно подтвердил рыжеволосый. – Я вчера его на придонный жемчуг выменял. Он уже бывший в употреблении, так что недорого обошелся. Видишь, светится… Последнее желание исполняет.

– Чье последнее желание?

– Так лепрекона. Я же его у лепрекона купил. Разве я тебе не говорил? – засуетился Михалыч.

– Ты мне и про джинна-то словечком не зацепился, – нахмурился его спутник.

– Ты это, Степаныч, не серчай. Джинн у этого лепрекона уже третье желание исполнил, поэтому он мне его и продал задарма почти. Использовать джинна больше трех раз нельзя, вот я и взял духа вместо фонаря. Удобно.

– А срок эксплуатации какой? – Степаныч повысил голос.

– Какой еще срок эксплуатации? – насторожился рыжий гном.

– Духи служат своему владельцу сто лет, потом контракт истекает. Вот я и спрашиваю: сколько ему осталось в банке барахтаться? – Степаныч с подозрением покосился на джинна.

– А вот это я и не спросил. Да и зачем? – пожал плечом Михалыч.

– А затем, чтобы мы как можно дальше от него были, когда он на свободу вырвется, – речь Степаныча была насыщена забористыми словами.

Его напарник ошарашено посмотрел на фонарь, потом сплюнул сквозь зубы и цветисто выругался, через слово упоминая родителей лепрекона.

Идти оказалось и, правда, недалеко. Гномы выбрались на небольшую лужайку, посреди которой стояла усыпальница. Степаныч резко остановился.

– Нам сюда, – потянул его за рукав приятель.

– Я в могилу не полезу, – отрезал Степаным.

– Какая это могила? Это склеп, – попытался отговориться рыжий гном.

– Ты, Михалыч, мне зубы не заговаривай. Про могилы уговора не было, я к мертвякам спускаться не намерен.

– Степаныч, ну что ты расквасился как лягушка над скинутой кожей. Там сокровищ не меряно, одних эльфийских камней на гору таланов* рассыпано.

– Хватит с меня эльфийских камней вместе с их усопшими. Встанут и руки с ногами поотрывают. Меня до сих пор потряхивает, как дракона вспомню: заявился и потребовал клад обратно.

– Кто ж знал, что злой огонь побочным эффектом обладает? Я думал, мы камень взрываем, а, оказалось, дракон окаменевший был. Ожил от огня-то. Подрос потом за десять лет и прилетел за должком.

– Не знал он… Я полгода от икоты лечился! – чернобородый гном возмущенно затряс бородой. – Все прадедушка твой, ёжкина кочерыжка! Наоставлял карт с подвохом. Сам-то не сунулся, завещал такому умнику, как ты.

Михалыч молчал, отведя глаза. Его товарищ подошел вплотную и стал внимательно всматриваться, пытаясь поймать взгляд.

– Та-ак, а эта карта откуда? Только не говори, что от родственничка твоего, – Степаныч подозрительно прищурился.

Его напарник хранил молчание. Внезапно поблизости послышался пронзительный вой, перешедший в рычание. Не сговариваясь, оба гнома бросились к усыпальнице.

– Хорошо, что засов проржавел, – прошептал рыжий гном, настороженно озираясь, – в миг сковырнем.

Дверь скрипнула, и напарники ввалились в мрачное холодное помещение, дверь за ними захлопнулась со зловещим скрежетом.