Книга Развод. Не прощу за, страница 59 – Екатерина Гераскина

Моё сердце колотилось так, что, казалось, звук его ударов разносится по каменному мешку. Лири выругалась низко, с хрипотцой, и я даже почувствовала облегчение от её грубого слова: значит, не одной мне страшно до дрожи.

И тогда потянуло вонью. Такой, что скрутило живот. Запах гнили, прелых тканей, разложения.

Сначала был только звук: скрежет костяшек о камень, мерзкое шуршание, будто что-то волокли по земле. А затем прямо из узкого коридора, ведущего в наш каменный мешок, пролез первый.

Я никогда ещё не видела их так близко. Лири зашипела рядом, но и сама отшатнулась, когда эта тварь высунулась наполовину из прохода. Он был человеком когда-то. Да, это угадывалось по обрывкам одежды на плечах, по пустым, ввалившимся глазницам. Но кожа давно превратилась в серую гниль, стянутая на костях. Одна рука была длиннее другой, пальцы вытянулись, скрюченные, словно когти. А самое страшное — на подбородке вытянулся второй, маленький рот, зубастый, как у младенца-уродца. Он то открывался, то закрывался, издавая мерзкий хлюпающий звук.

Я зажала рот ладонью, чтобы не закричать, но меня передёрнуло.  Я едва не вырвала.

Лири, напротив, сжала зубы, её зрачки превратились в тонкие щели.

— Неживые… мать их за ногу, — выдохнула она, ее голос дрожал.

Тварь заскребла когтями по камню и полезла дальше, вытягивая своё тело в проход, как гниющий червь.

И тогда Лири коротко, яростно вскрикнула и, издав нечеловеческое шипение, метнулась вперёд.

Она использовала тесноту коридора себе на пользу: впилась в шею неживого, навалилась сверху, как дикая кошка, и с силой вонзила когти. Я услышала отвратительное чавканье и хруст гниющих тканей. Существо завыло, затряслось, захрипело двумя ртами сразу. Лири, оседлав его, вывернулась, вцепилась когтями прямо в гниль, где когда-то было плечо, и с силой вырвала кусок, бросив его в сторону. Но неживой смог до конца вытащить свое длинное мутированное тело из узкого лаза, они схватились уже почти у меня под ногами.

Я оцепенела, сердце колотилось в груди. Какая она отважная и смелая.

И тут раздался новый звук. Шорох разнёсся по коридору, и я поняла — он был не один. За первым уже тянулись другие.

Меня бросило в дрожь, но инстинкт толкнул в действие. Я схватила тяжёлую каменную тарелку, ту самую, в которой ещё недавно растирала травы. Сжала её так, что пальцы побелели. Чуть наклонилась, готовая ударить по голове, когда та появится из коридора.

Кошка рядом зарычала. Её шерсть встала дыбом, хвост тяжело бил по камню, глаза пылали зелёным светом.

Лири и неживой сцепились в узле тел, чуть в стороне. Но тут, из норы, показалась ещё одна изуродованная голова. Я заорала, вскидывая руки с камнем вверх.

И нанесла первый удар. Потом еще и еще. Пальцы немели от тяжести и силы ударов. Неживой никак не умирал. Лири тоже продолжала сражаться.

Боги… если их здесь много, нам просто не выстоять. Стоит им пролезть, и этот каменный мешок станет для нас общей могилой.

И тут я услышала истошное шипение Лири. Отвлеклась, и в тот же миг меня зацепило когтями по ноге. Я закричала, мир качнулся, а в следующее мгновение тварь, что ранила меня, уже валялась без головы.

И тогда я увидела, кто мне помог.

Глаза Алекса светились неестественным, зелёным светом. Грудная клетка тяжело вздымалась от частых и жадных глотков воздуха. Он не мог встать в полный рост — стоял на коленях, но… клинком рассекал тварей по полу каменного мешка, разя их с какой-то упорной, почти нечеловеческой точностью.