Книга Тайная помощница для ректора-орка, страница 41 – Татьяна Демидова

— Нам плевать, — твердо произносит ректор, не ослабляя хватку. — Сделаем новый. Сотню новых, если понадобится.

Эти слова, сказанные так просто и уверенно, ломают последние преграды.

Сотню новых?..

На меня накатывает осознание его слов: ему плевать на драгоценные компоненты, на потраченное время. Ему важно то, что происходит со мной.

И я сдаюсь. Полностью. Рыдания становятся глубже, отчаяннее. Это уже не слезы сегодняшнего унижения, а что-то старое, накопленное за годы.

— Папа... — вырывается у меня сквозь рыдания, голос срывается на шепот. — Он тогда пришел... и просто сел... а мама плакала... а я ничего не могла сделать... Этот контракт... я так боялась... все эти годы... работала, старалась... чтобы нас не раздавили...

Я говорю бессвязно, выплескивая наружу годы страха, отчаяния, работы наизнос.

Все, что копилось во мне с того самого вечера, когда отец вернулся из главного офиса Веритека с пустым взглядом. Я плачу о его усталом лице, о молчаливых слезах матери, о своем собственном страхе, что мы никогда не выберемся из этой долговой ямы.

Он не перебивает. Просто слушает, удерживая меня в своих больших, невыразимо бережных объятиях, пока буря не начинает стихать. Пока рыдания не сменяются тихими всхлипываниями, а потом и вовсе не затихают, оставляя после себя лишь дрожь и чувство полнейшей опустошенности.

Я лежу у него на груди, прижавшись щекой к ткани его камзола, слушая ровный, уверенный стук его сердца.

И в этой тишине, пахнущей гарью и испорченными реактивами, больше покоя, чем я чувствовала за последние три года.

Когда я наконец затихаю, истощенная, Дорхар не торопит события.

Сначала его пальцы осторожно разжимают мои, все еще вцепившиеся в его камзол. Затем он мягко, осторожно, поднимает мой подбородок, заставляя посмотреть на него.

Мои глаза наверняка красные и опухшие, да и лицо испачкано слезами.

Но его золотистый взгляд, серьезный и глубокий, — без тени раздражения или осуждения.

В его глазах я читаю понимание. И что-то еще, чего я не могу определить.

— Прости, — тихо говорит он, и его голос, обычно такой властный, теперь звучит приглушенно и... искренне. — Я недооценил, как тебе тяжело. Ты кажешься такой... несгибаемой. Держишь удар за ударом, будто тебе все нипочем. Я видел только твою силу. Но не видел цены, которую ты за нее платишь. Прости.

Я смотрю на него в полном, абсолютном шоке, не в силах вымолвить ни слова.

Ректор Ирд. Грозный, могущественный, непреклонный Дорхар Ирд, перед которым трепещет вся академия… извиняется?!

Он в самом деле просит прощения у меня…

Не просто констатирует факт, он признает свою ошибку. Он видит не просто студентку, допустившую оплошность, а человека. Не стал отчитывать за мои слёзы, за испорченные явно очень дорогие ингредиенты. Он заглянул за мою защитную стену и увидел ту боль, что я так тщательно скрывала.

И тогда, пока мой разум все еще пытается осознать произошедшее, он наклоняется и целует меня.

Его губы касаются моих с невероятной нежностью, легко-легко, словно опасаясь причинить новую боль.

Его поцелуй начинается нежно, но уже через мгновение я чувствую его властную уверенность. Его губы мягко, но настойчиво раздвигают мои, и я растворяюсь в этом ощущении.

Ректор вкушает это мгновение неторопливо, его язык скользит внутрь, и каждое его точное и опытное движение заставляет мое тело вспыхивать восторгом.