Книга Генерал дракон моей сестры, страница 74 – Кристина Юраш

Он снова впился губами в мои губы, чтобы подавить и проглотить мой первый мучительный стон, рвущийся наружу в ночной темноте. Я чувствовала, что с каждым движением он проникал всё глубже и глубже. В самое сердце.

Я чувствовала не мужчину. Дракона. Зверя. Готового растерзать мир за право обладать мной.

— Больше никто не посмеет, — яростно рычал и задыхался он, и чешуя проступила на его шее, по скулам, будто кожа не выдерживает зверя внутри. — Больше никто не прикоснётся. Не взглянет. Не посмеет дышать в твою сторону. Ты же чувствуешь… Ты теперь моя…

— …. Если придётся сжечь этот дом, чтобы никто ничего не узнал, я сделаю это….

— … Что ж ты делаешь… — шепчу я, ловя губами воздух.

— … Люблю… мою… маленькую, — услышала я задыхающийся голос. — … Так было ей было хорошо…

Он двигался, как зверь, рвущий добычу: резко, точно, без пощады. Каждое погружение — не ласка, а заявление: «Ты уже забыла, чья ты!».

— А если кто-то услышит… — простонала я.

— Мне плевать, кто войдёт в эту комнату. Я убью любого… — слышала я задыхающийся шёпот и рычание.

Его движения были жестокими и страстными. Я не сопротивлялась. Я была его зеркалом, отражающим каждое его движение.

Каждое движение его тела отзывалось во мне стоном, но это была не боль, а эхо его страсти. Каждый его вздох сливался с моим выдохом, создавая иллюзию, что мы были одним целым.

Мы были не двумя телами, а единым целым, одним преступлением, в котором не было места ни жалости, ни раскаянию.

Меня развернули, давая буквально мгновенье передышки.

Перед глазами всё расплывалось, а я кусала губы, чтобы не стонать в голос. Руки впиваются в простыни, я задыхаюсь собственным стоном, чувствуя его руки на своих бёдрах.

— Ах… до чего же ты сладкая… — шёпот обжигал моё ухо. — Я дам тебе всё, что ты захочешь… Деньги, золото… Ты будешь одета лучше, чем принцессы… Все будут видеть, чья ты… Кто желает тебя каждую ночь…

Не выдержав, я закричала, но мой крик тонет в подушке, которую я вцепилась зубами. Мои пальцы впивались в простыни, будто цепляются за последний обломок разума.

Но разум уже умер.

Осталось только тело — и оно хочет ещё…

Каждый вздох, каждый стон — его имя.

Каждая дрожь — его право.

Каждый пик наслаждения — предательство, которое я совершаю с восторгом на измятой страстью постели.

— Смотри на меня, — приказывает он, хватая меня за подбородок. — Смотри, как я разрушаю всё, что ты построила. Пока я стираю чужие имена с твоих губ. Пока ты не поймёшь, чьё имя ты должна шептать в темноте.

И я смотрю в глаза чудовищу. В его холодные тонкие зрачки, в которых нет ни чести, ни совести, ни правды, есть только я.

Когда волна накрыла меня — я не закрыла глаза.

Я смотрела, как его лицо искажается от экстаза и боли, как чешуя вспыхивает по телу, как крылья сжимаются, будто защищая нас от всего мира, а из его стиснутых зубов вырывается тихое сдавленное рычание и стон.

Он не отвёл взгляд. Даже сейчас, всё ещё задыхаясь, прижимая моё тело к своему, он исступлённо шептал моё имя.

Мы упали на кровать — мокрые, дрожащие, опустошённые. Я чувствовала, как моё обнажённое тело ещё вздрагивает, как его жадные руки вбирают эту дрожь. Одна рука остановилась на моём горле и легонько сжала его. Большой палец скользнул по моей щеке и раздвинул мои губы.

— Моя, — услышала я хриплый голос. — Запомни. Моя.