Книга Герцогиня на службе у Короны. Кровь и Дух 2, страница 104 – Вера Ширай

Прошлая жизнь. События до смерти и возвращения Оливии в прошлое.

Нельзя отвергать свой дар.

Нельзя отвергать свой дар — так подсказывала мне интуиция.

Я понимала: ослушаться мужа — значит подорвать хрупкое доверие, которое может зародиться между нами. Но и оставить всё как есть, забыть, закрыть глаза на тревогу… я не могла. Предчувствие жгло меня изнутри, словно раскалённый уголь, и я знала: если не последую ему, то не прощу себе.

Разрываясь между верностью и страхом, я решила пойти на компромисс: не открытое противостояние, а маленький шаг — моё собственное тихое расследование.

Утро в замке выдалось оживлённым, за длинным столом собирались не только слуги, но и приглашенные мастера. Я выбрала место рядом со швеями — будто случайно. В руках у меня была корзинка сладостей, я разложила их перед девушками, и глаза их тут же засияли благодарностью.

— Вам ведь как раз предстоит работа над новыми платьями? — сказала я с лёгкой улыбкой, как бы невзначай. — А мои наряды требуют перекроя.

Швеи приняли меня охотно, как будто я была одной из них. Мы вместе смеялись, обсуждали фасоны, перешёптывались о том, какие цвета идут южным красавицам, а какие только подчеркнут чужеродность.

Я умело напросилась взглянуть на ткани и теперь стояла посреди комнаты, окружённая целым морем сверкающих рулонов. Я смотрела на ткани, оценивая их одну за другой. Алый бархат. Цвет высшей знати королевства.

Песочные и светлые ткани. Я представила себе: как цвета собственного народа на принцессе будут истолкованы как отказ подчинится, отказ от наших традиций. Его Величество, гордый и подозрительный, сочтёт это оскорблением? Может ли такой пустяк привести к беде?

Шёлк изумрудного оттенка. Я вообразила, как платье тянется за Элинор, и вдруг вижу в своём воображении, как её каблук цепляется за подол. Принцесса спотыкается, падает на глазах всего двора. Смех, позор… но ведь это не смерть. Это же тоже не страшно?

Я медленно протянула руку к тканям — и нити, эти тёмные нити, послушно потянулись из моих пальцев. Сердце сжалось: я всё ещё не привыкла к их виду, они пугали меня, словно чужие, живущие своей собственной волей существа, выползающие из моей руки.

Я сжала ткань в руках, и почти вслух спросила свой дар:

— Как платье может навредить? Не умрёт же никто.

И тут нити зашевелились, словно ожили, сплелись в узел у меня на ладонях и хором, в гулкой тишине, заговорили во мне:

Смерть. Смерть. Смерть.

Мои пальцы задрожали, ткань выпала на пол. Я отшатнулась, ударившись спиной о стол. Швеи ничего не заметили, продолжали увлечённо спорить о вырезах и кружеве. А я стояла среди этого роскошного богатства и едва дышала. Никто не видел ни нитей, ни ужаса на моём лице.

Как? Как обычный кусок материи может нести в себе смерть?

Вечером, когда слуги принесли приглашение на обед от лорда Хоммея, я уже знала, что не смогу туда пойти. Слишком тревожно, слишком часто звучало в моей голове то «смерть, смерть, смерть», что я слышала днём.

— Мы должны пойти, — сказал Форш, перебирая приглашение в руках. — Отказ — это оскорбление. А Хоммей один из тех, кому мы обязаны положением здесь.

Я лежала на постели, укрытая одеялом, и даже старалась выглядеть бледнее, чем была на самом деле. Силы уходили не на то, чтобы спрятать болезнь, а наоборот — убедить мужа, что всё серьезно.