Книга Герцогиня на службе у Короны. Кровь и Дух 2, страница 163 – Вера Ширай

В этот вечер мы отмечали Пир в честь Карла Великого — день коронации легендарного короля, некогда объединившего раздробленные земли и низвергнувшего Дикую Тьму. Замок сиял в праздничном великолепии: кроваво-красные гобелены со знаком короны скрывали стены, тяжёлые дубовые балки потолка украшали венки из сушёных цветов и лаванды, на полу у столов ковры, сотканные из волокон сухих трав с вплетением мяты. Над столами знати мерцали полупрозрачные балдахины — нежная ткань колыхалась от малейшего движения воздуха.

В этот вечер никто не позволял себе уныния. В этот день просто не принято было отказывать себе в увеселениях.

Всё было создано для торжества — для смеха, музыки, для танцев до самого рассвета. Длинные дубовые столы, расставленные буквой «П» вокруг свободного пространства, будто сами подталкивали пары к центру — туда, где начищенный каменный пол уже ждал первых шагов танцующих.

Когда музыканты заиграли вступительные ноты, зал мгновенно притих. Под аплодисменты придворных король поднялся и, протянул руку принцессе, вывел её в центр. Первый танец начался, а вместе с ним и вечер.

Свет сотен свечей отражался в зеркалах, разбиваясь на тысячи бликов. Они скользили по лицам придворных, по позолоте кубков и по драгоценным камням, превращая всех присутствующих в живые картины.

Герцог Терранс, высокий, сдержанный и безупречно собранный, провел следующий танец с женой посла из делегации — зрелой женщиной с холодной, заученной, отточенной годами придворной жизни, улыбкой и статной осанкой, которой позавидовали бы и статуи в саду.

Они двигались в танце идеально выверенно, как живое воплощение учебника по придворному этикету. Всё в их движениях говорило о дипломатии, об умении держать лицо и подавать пример.

Я стояла у стены, рядом с нишей для отдыха, стараясь быть как можно менее заметной — просто тенью среди множества теней. Отсюда открывался хороший обзор на зал, но я смотрела не на танцующих, а искала глазами мужа.

Господин Форш стоял чуть поодаль, у колонны, и тихо переговаривался с двумя мужчинами из окружения лорда Хоммея. Они были напряжены, словно ждали осуждения или приговора, и говорили, приглушая голоса, будто стены замка могли их подслушать.

Все гости торжества ещё не знали, в чём именно обвинили лорда Хоммея, но по дворцу уже давно расползлись слухи: «попал в немилость», «советник смещён», «король недоволен».

Само отсутствие семьи советника Хоммея стало самым громким поводом для шёпота этим вечером — о нём говорили у столов, в перерывах между танцами, а иногда и пары под музыку обсуждали эту новость.

Сторонники бывшего советника теперь держались обособленно — тихие, настороженные, будто каждый уже несёт в себе частичку обвинения. И среди них стоял мой муж — напряжённый, с потемневшим лицом, готовый защищаться, если в него бросят хоть слово.

Я решила держаться в стороне от их общества. Я просто стояла и дышала, позволяя музыке заглушать тревожные мысли. Я не хотела быть частью политической паники, не хотела снова слышать шёпот интриг и взаимных обвинений, которые всё равно ничего не решат.

Да и обиду мужа, его колкие упрёки с каждым днём становилось всё труднее выносить. Он всё чаще говорил со мной тем усталым тоном человека, для которого «всё не так»: платье не то, манеры не те, даже мой взгляд вызывает раздражение.