Книга Герцогиня на службе у Короны. Кровь и Дух 2, страница 224 – Вера Ширай

'Сначала ты почувствуешь, как одна маленькая мысль — крошечная, почти невинная — покажется привлекательной. Ты решишь, что имеешь право так поступить, ведь вокруг тебя все такие хитрые, корыстные, злые люди. Ты искренне поверишь, что они заслуживают зла.

Они творят мерзости, потому что они — дурные люди, увязшие в своих грехах.

А ты совершаешь зло потому, что у тебя есть причина. Тебе причинили боль. У тебя есть рана, которая даёт тебе право.

Ты даже не заметишь, в какой момент потеряешь свою душу.

А когда поймёшь — будет слишком поздно.'

Если первая часть письма заставила его волноваться о жене, то вторая буквально вывела его из себя.

'Если ты уже сделала это — а я думаю, что ты поддалась, — знай: я могу помочь.

За землями графа Дюка, далеко в горах на севере, есть монастырь.

Туда не ведёт ни одна дорога, способная выдержать лошадь — лишь узкая тропа, по которой идут только пешком.

Этот монастырь стоит прямо на границе, но не подчиняется никому.

Ни северным правителям, ни нашему Королю, ни даже твоему мужу со всем его войском — никто не способен на них повлиять, никто не сможет открыть их двери силой.

Там служат люди, которые знают, как снять тьму.

Они принимают тех, кто оступился, и даруют им новый путь. Там можно найти покой.

Я отвезу тебя туда. И ты скроешься от этих бед навсегда'.

Вот тебе и «доброжелатель».

Он не просто намекал — он подробно расписал, что за стену в этот Монастырь может войти лишь тот, кто получил приглашение от Хранителя, и что его жена уже получила такое приглашение.

Феликс не просто разозлился — он впервые по-настоящему потерял контроль над собой.

Слова потерялись в звенящей тишине, стены вокруг словно вздрогнули от резкого ветра, и в голове вспыхнуло одно-единственное чувство: ярость. Он чувствовал как жар накрывает его лоб, как ярость и гнев на человека, писавшего эти письма, вытесняет в нем самоконтроль.

Герцог прокручивал в мыслях каждый разговор с Оливией. Каждую фразу, сказанную женой.

Каждый взгляд.

А ведь он был с ней суров, местами жесток… О многих своих словах и действиях он успел пожалеть.

Феликс судорожно пытался вспомнить — говорила ли она когда-нибудь о любви? Был ли хоть один намёк? Хоть полслова?

Нет.

Только её условия. Только уверенность, что она не потерпит любовниц.

Он хотел увидеть за этим ревность — отчаянно хотел — но видел лишь гордость.

Самоуверенную девушку, которая не позволит унизить своё достоинство. Он не видел жену, которая боится потерять мужчину, которого любит.

Феликс искал хоть один знак, что он ей не безразличен. Хоть что-то.

Он вспомнил пещеру — её горячий лоб, бред, сбивчивые слова. Казалось бы, в таком состоянии человек может проболтаться о самом сокровенном…

Но нет. Он не помнил ни одного признания.

Оливия радовалась ему, обнимала его за шею искренне — он чувствовал её тепло, её руки, её дыхание у себя на шее.

Но жена также могла легко… отмахнуться от него. Шагнуть в сторону. В той ситуации, в пещере она могла быть рада любому знакомому лицу.

И именно сейчас это разрывало ему грудь.

Феликс вдруг пожалел, что не воспользовался моментом, когда она была в горячке. Когда он мог бы задать любой вопрос — и услышать честный ответ. Когда правда лежала совсем рядом, стоило лишь протянуть руку… Но он не спросил. И теперь — терзал себя за это.