Книга Хрущевка княжны Соколовской 3, страница 55 – Полина Змееяд

Смерть отца Марго меня возмущала абстрактно, просто из желания добиться справедливости, но от одной мысли о том, что девочкам может угрожать очередное похищение, ладони сами собой сжались в кулаки, а в груди заклокотала ярость. Я ощутила, как ногти с болью впиваются в кожу, и только после этого немного расслабилась.

Кстати, о готовности.

– Вы не знаете, откуда Владу стало известно о готовящемся покушении? – сам он так и не рассказал мне, ловко уводя тему всякий раз, когда я приближалась к этому вопросу. И я, уставшая, даже не замечала его уловок.

Краузе с пониманием улыбнулся и, не открывая глаз, наощупь потянулся к верхнему ящику стола. Открыв его, достал оттуда сложенный вдвое лист плотной бумаги и подал мне.

– Он получил это сообщение накануне пикника. По стилю и почерку оно, кстати, очень похоже на то, которое мне показывали пять лет назад. Вероятно, в доме Морозова завелся кто-то, кто очень не одобряет его планы, но не имеет ни доступа к более подробной информации, ни средств, чтобы действовать открыто. Вот бы знать, кто это такой… но если нам станет о нем известно, он окажется в большей опасности, чем сейчас. Так что пусть шлет свои анонимные письма счастья и дальше: недавние события показали, что им стоит если не доверять, то как минимум относиться с вниманием.

Я развернула бумагу и прочла несколько строк, в которых неизвестный доброжелатель коротко предупреждал о возможной опасности для «некоей дамы, которая в последнее время известна в свете литературными достижениями и передовыми взглядами». Намек крайне непрозрачный.

Но почему Влад не рассказал мне о письме?

И почему среди газетных вырезок, из которых я не так давно узнала историю семьи Соколовских, ни одна не сообщала о подробностях смерти князя Соколовского? Я обнаружила только скупой некролог без объяснения причин и обстоятельств смерти. Подозрительно.

Домой я возвращалась поздно, мучаясь от множества вопросов и чувства вины перед девочками. Я хотела заботиться о них, хотела быть рядом, но вместо этого ввязываюсь в очередную интригу, которая рискует перерасти в громкое дело. И еще даже неизвестно, буду я в нем обвиняемой, которая следила за ни в чем неповинным промышленником, или сама выдвину обвинения против него.

Я до сих пор не привыкла проходить через милый сад по гравийной дорожке и подниматься по белой лестнице, перила которой еще местами украшал пожелтевший хмель. Иногда, как сегодня, я оглядывалась в сторону особняка Влада, будто неосознанно ища его поддержки, потом ругала себя за это и спешила увидеть девочек.

Правда, сегодня меня встретили не привычные уже звуки фортепиано, которым с удовольствием пользовалась Марина, а тихие всхлипы. Сбросив пальто, я поспешила в гостиную, откуда они доносились. Там в свете нескольких ламп Марта уже не скрываясь рыдала на подлокотнике дивана. Марина ее утешала, Павел Ртищев наблюдал за происходящим с почтительного расстояния, а Влад стоял у окна и вчитывался в какое-то письмо.

Заметив меня, он жестом попросил приблизиться, при этом выглядел он хмурым и даже обеспокоенным.

– Что случилось? – спросила я, преодолев первое удивление.

Вместо ответа Влад протянул мне лист, на котором простым почерком и явно второпях было написано несколько строк.

– Это послание передал Марине Андрей Морозов через одного из своих друзей, – коротко пояснил князь.