Книга Хрущевка княжны Соколовской 3, страница 52 – Полина Змееяд

– Прошу прощения, княжна, но, как я уже сказал, я продаю картины только из уважения к доброму имени Михаила Юрьевича. И только его самым близким друзьям, – художник посмотрел на меня столь выразительно, что сразу стало ясно: если хочу получить его картину, мне надо доказать, что я вхожу в этот самый круг близких друзей.

– Очень жаль, но я уважаю вашу принципиальность, – я поднялась с дивана, пружины которого противно скрипели при каждом вдохе. – Она украшает ваши работы. Я бы с удовольствием побеседовала с вами еще, но увы, вынуждена вернуться к делам.

Юноша тут же подскочил и проводил нас с Натальей к двери. Закрывал он ее с явным облегчением.

Спустившись вниз, я почти выбежала на улицу из душного подъезда и наслаждением втянула носом ледяной осенний воздух. И прислушалась.

– Да, уже ушла. Что о ней думаю? Идиотка настоящая, вот что думаю. В искусстве не разбирается совершенно, но ей подавай мои картины! Я полтора часа рассказывал ей про теории метамодерна, но вместо…. ах да, простите. Нет, не догадалась и даже не пыталась спросить. Да, картины готовы. Да-да, Михаил Юрьевич, вам совершенно нечего…

Судя по тому, как резко Анатолий замолчал, Морозов бросил трубку. Похоже, общение с художником доставляло ему еще меньше удовольствия, чем мне. Но зачем тогда спонтировать этого паренька? Неужели ради передачи тайных посланий или чего то в том же роде?

Надо срочно навестить Краузе. Может, разговор с ним что-нибудь прояснит?

К Эдуарду я поехала в тот же вечер. Можно было и отложить визит, но мне не терпелось поговорить с ним и возможно даже выяснить, почему он начал искать компромат на Морозова именно сейчас.

Когда я и мой вездесущий провожатый и по совместительству охранник добрались до дома мага, Краузе вопреки обыкновению встретил меня лично. При виде него нанятый Владом мужчина почему-то побледнел, вытянулся по струнке да так и остался стоять у порога, когда мы вошли в дом.

– Не обращай на него внимания, – отмахнулся наставник в ответ на мой вопросительный взгляд. – Он просто слишком мнительный. В городе многие меня побаиваются.

Казалось, он что-то недоговаривает, но расспрашивать прямо сейчас я не стала: мне еще предстоит с магом серьезный разговор, приберегу красноречие для него.

– Полагаю, тебе есть, что рассказать? – Краузе привычным жестом указал на диван в своем кабинете, где я обычно выслушивала его указания по поводу теоретической части колдовства.

Но садиться я не стала, вместо этого сделала несколько шагов в сторону окна и посмотрела на сад, где так и лежали неубранные почему-то, приплюснутые недавним дождем листья, которые я неделю назад с таким азартом разбрасывала.

– Да, я нашла кое что любопытное в доме художника, которого спонсирует Морозов, – заговорила медленно, пытаясь понять, что же меня сегодня настораживает во всем доме, его обстановке или самом Эдуарде.

Все выглядело как обычно, но странное предчувствие подсказывало, что что-то изменилось. Причем не сегодня, а быть может, еще в предыдущую нашу встречу. Но тогда я заходила только в подвал и сад, и могла не заметить.

Еще раз внимательно оглядевшись, приметила, что документов стало больше. Бумаги – старые и новые – занимали теперь не только стол колдуна, но и часть дивана, и кресло. Газетные вырезки, какие-то папки с делами, которые, судя по виду, пролежали в архиве лет десять или пятнадцать.