Книга Хрущевка княжны Соколовской 2, страница 43 – Полина Змееяд

– Все-таки признаетесь. Зачем тогда было дарить их анонимно? – не ответив на его вопросы, принялась задавать собственные я.

В конце концов, какая ему разница, понравился мне букет или нет? У него наверняка какие-то свои цели, и они точно не в том, чтобы меня порадовать.

– Анонимный воздыхатель нисколько не вредит репутации почти обрученной дворянки, в отличие от явного поклонника. Так что не советую вам меня обличать, – князь улыбнулся, намекая, что эту новую странную идею он не оставит.

– Моя репутация и так уже на дне выгребной ямы: согласно последним новостям, я скандалистка, имитировала беременность и от отчаяния бросилась в объятья старого и безродного, но богатого банкира. Потенциальный любовник станет лишь перчинкой в и без того пересоленном блюде, – фыркнула я, стараясь не смотреть на Владислава.

Он улыбался, и от вида едва заметных ямочек на его щеках сердце предательски трепетало.

– История в ателье – лишь досужая сплетня, о ней забудут через пару дней. В том, что девица с фамилией выбирает мужчину с деньгами, по большому счету тоже нет ничего предосудительного. Но вот ухажер накануне почти что помолвки – это настоящий скандал, – выразил мнение Тарковский. – Вам пока неплохо удается лавировать между собственными интересами и общественным мнением, но все же я вижу, вы не до конца понимаете ситуацию. В вашем мире нравы были иными?

Я вздохнула и облокотилась плечом на стену рядом с окном, в которое упорно смотрела, чтобы не переводит взгляд на собеседника. Моросил мелкий дождь, в такую погоду хотелось вернуться домой, поужинать с семьей, а потом укутаться в плед и читать что-нибудь глупое и романтичное. На худой конец заниматься статьями, но уж точно не тащиться в ателье за очередным безвкусным платьем.

– В моем мире репутация в целом значила гораздо меньше… – начала я, и сама не заметив, очень увлеклась рассказом. Про права женщин, про Советский Союз и то, как за сто лет деление на дворян и простых людей сменилось на деление по достатку и доходам.

Кажется, я говорила бессвязно, но воспоминания хлынули бурным потоком, и мне никак не удавалось их остановить. Мысли об удобной одежде и быстром интернете, как ни странно, вызывали едва ли не слезы, но стоило подумать о сестрах и о магии, которую я получила здесь, как недостатки нынешней реальности становились совершенно незначительными.

Князь ни разу меня не перебил. Более того, все время, пока говорила, я ощущала на себе его внимательный, пронизывающий взгляд. Но боялась посмотреть на него в ответ.

– Не так уж и много отличий. Вашими стараниями скоро станет еще меньше, – сказал Тарковский с неожиданной теплотой, когда я наконец замолчала. – Но надеюсь, здесь вы не будете так одиноки.

Умудрился же расслышать самое важное! Хотя я ни словом ни обмолвилась ни про семью, ни про друзей. Может, этим себя и выдала?

– Вы очень легко поверили в историю о переселении моего духа. Почему? – спросила я, чтобы поскорее перевести внимание с больной темы.

– Вовсе не так легко, как может показаться со стороны, – князь шагнул ближе, мне показалось, рассматривал мое лицо так, будто видит впервые. – Я долго наблюдал за вами, копил несоответствия. Для людей, мало с вами знакомых, они не так уж и заметны, но если дать себе труд приглядеться, то легко увидеть и другую манеру поведения, и идеи, совершенно не свойственные молодым дворянкам, пусть даже и из обнищавших родов. Но я до последнего сомневался, даже после того, как вы умудрились мило побеседовать с моей матерью, не обменявшись с ней колкостями ни разу за все чаепитие.