Книга Обманутая жена дракона, страница 21 – Властелина Богатова

Наконец карета въехала на территорию усадьбы господина Мериена, и как раз лениво заморосил мелкий дождь.

Собрав все вещи, мы спешно направились к парадной. Успела отметить, что усадьба лекаря, окружённая зеленью, напоминала укромное гнездо, выстроенное природой для тишины и исцеления, где сама земля, казалось, дышала настоем трав и старых секретов.

Сразу сделалось так тепло. Пожалуй, я бы осталась здесь жить, не то что переночевать!

Окончательно в этом убедилась, когда мы вошли в дом.

Внутри пахло сушёными апельсинами, корицей и чуть терпкой грушей. Тепло от камина окутывало, проникало в кости, в самые трещинки души, туда, где затаилась усталость. Свет был мягким, словно вечернее солнце переливалось в янтарных стёклах подвесных ламп и рассыпалось бликами по деревянным полированным поверхностям. Всё здесь дышало достатком — но без показной роскоши. Словно хозяин знал цену каждой вещи и выбирал не для показухи, а для уюта.

Плетёные кресла с высокими спинками, мягкие подушки с вышивкой ручной работы, грубые деревянные балки, тёплые ковры с замысловатым орнаментом. Дом словно был соткан заботливыми руками женщины. В нём хотелось остаться, ещё никогда у меня не было такого чувства. Даже в собственной колыбели.

Тишина здесь не давила, а ласкала. И хотелось дышать.

На круглом столике у окна в чайнике остывал настой, и рядом лежала раскрытая книга, словно хозяин просто вышел на минуту и вот-вот вернётся.

— Эвелен, родная, ты где? Встречай гостью, — зовёт строго и как-то заботливо Мериен кого-то из глубины дома.

Я почувствовала робость, стыд и желание покинуть дом. Не потому, что мне что-то здесь не нравилось, напротив! Я чувствовала себя в безопасности, как в лоне тёплого озера. Просто мне было стыдно за себя перед незнакомой женщиной.

Стыдно за то, что я не смогла устроить свою личную жизнь, запрещая себе быть женщиной.

Но ведь причина не во мне, как утверждает Ройнхард. Не во мне! Это он не понял меня, не оценил! Он!

Но стоило Эвелен появиться в комнате, как всё это уродливое ощущение неполноценности схлынуло, когда я услышала мелодичный голос:

— Иду-иду, милый! — выходит в холл невысокого роста женщина с подносом в руках.

Эвелен была не просто приятна — она вся излучала тепло. В этих её добрых янтарных глазах, в мягкой улыбке, в том, как двигалась, легко, по-домашнему. Простое кремовое платье, передник цвета шоколада, толстые косы уложены без вычурности, но так, что глаз не оторвать. И запах… Господи, от пирога на подносе тянуло такой сладостью — корица с грушей, как в детстве на праздники.

— Ой, да вы как раз вовремя! — радостно говорит она. — Заходите, милая, не стесняйтесь. Дом — не музей, у нас здесь всё по-простому. Устали ведь? Сейчас я вас накормлю, потом отдохнёте, а уж потом всё остальное.

Она не дала времени на неловкость. Как будто я не гостья, а родная племянница. Меня сразу посадили в одно из плетёных кресел с мягкими расшитыми подушками, поставили блюдце с горячим золотистым чаем, загрузили на расписную тарелку сочного пирога и окружили заботой — тёплой, ненавязчивой, почти невидимой, но такой, от которой сразу внутри что-то размягчается.

— Ешьте, не стесняйтесь, — Эвелен садится рядом со своим пирогом. — У нас тут всё своё: груши с дерева, корицу сам Мериен готовил, уж больно любит возиться на кухне. А пироги — это моё всё. Обожаю их печь.