Книга Утро без рассвета. Колыма. Книга 1, страница 119 – Эльмира Нетесова

— Пятьсот? Нет. Самое большее — двести. Он мне всегда подчеркивал, что человек он скромного достатка.

Через два часа в дом с шумом влетел Гиря. И сразу с порога закричал:

— Пришли! Все сразу! — и положил на стол два пухлых конверта. В них были билеты и паспорт Ануш.

Следователь проверил. Да. Дата вылета Ануш и Семена из Еревана отмечена одиннадцатым марта. Все остальные билеты, квитанции, выписанные на имя Гири, подтверждали его алиби [37] .

Вечером Яровой прощается с Семеном, с Ануш. Уходит. В душе желая им самого светлого в жизни. И внезапно, лицом к лицу, сталкивается с Панкратовым.

— Уезжаете? — спрашивает председатель сельсовета, краснея.

— Уезжаю.

— Да. Счастливый человек.

— А вы разве несчастливы? — удивляется следователь.

— Кой черт! Понесу себя на поругание!

— Куда?

— К Семену!

— Почему?

— Билеты пришли. Я уже видел. Вы один уезжаете. Значит, он ни в чем не виновен. А я поторопился. Эх, жизнь! От нервов одни протезы остались. Пусть бы ругал меня, но простил.

— Зря торопился, Василий Иванович. Прошлое человеческое понимать надо, а иногда и хоронить.

— Пойду виниться к нему. Но простит ли?

— Иди! Это тоже уметь нужно! Иди! — подтолкнул Панкратова к дому Яровой.

Самолет проковылял по полосе, чихнул напоследок и замер у аэропорта села Соболево.

Яровой шел по раскисшей, еще не просохшей земле. Здесь уже прошли весенние дожди. Райцентр, в закудрявившихся молодой зеленью деревьях, казался праздничным, нарядным. Щедрое солнце, выглянувшее с самого утра, обещало вскоре высушить землю и согреть ее.

Здесь, по этой улице, ходил и Владимир Журавлев — бывший налетчик по кличке Трубочист — думал Яровой. Ходил. Он видел эти дома, знал людей. Но почему не ужился? Что сломало? Почему не нашлось ему здесь места под солнцем?»

Внизу под сопками река вьется. Дальше — тайга. Деревья взбегают на сопки весело, резво. Село красивое.

Аркадий останавливается на время. Задумывается. Что ни говори, придется ему, видимо, ехать по следам убийцы на Сахалин. Возможно, здесь, в этом селе он получит новое подтверждение назревающему решению. Найдет новый ключ к загадочному, необычному убийству. Имел ли к нему отношение Журавлев? Кем он был? Основным исполнителем убийства? Или…

По отзывам тех, кто был с ним в лагере. Трубочист — один из заинтересованных в смерти Скальпа. Деньги взял. Отработать обязан. Но хотел ли он того, взялся ли за выполнение? Имел ли реальную возможность к выполнению намерения?

Возможно, убил не он. Другой. Но тогда придется вернуть деньги Клещу. А где они могут встретиться? Да и возможна ли эта встреча? Ведь Журавлев, если не убил Скальпа, постарается любым путем скрыться от Клеща, избежать встречи. А чтобы убить, Трубочисту надо было ехать в Ереван. Мог ли он сделать все это после потрясения? И чем оно было вызвано, это столь внезапное потрясение?

Следователь идет в районное отделение милиции, надеясь, что там дадут ответ на некоторые из вопросов. Начальник милиции поздоровался с ним настороженно. Явно показывал своим видом непонимание, зачем в их отдаленное село приехал следователь, да еще из Армении.

Но, услышав, что его интересует, разулыбался, вздохнул облегченно. И по-хозяйски уселся за своим столом.

— Поселенец? Как же, помню. Был у нас.

— Где он работал?

— На животноводческой ферме.

— Кем?

— Скотником. Кем же еще?

— Сколько он жил в Соболево?

— Год и несколько дней.

— Под чьим руководством работал?

— Емельяныча.

— А точнее?

— Заведующего фермой.

— Как проявил себя поселенец в селе?

— Жалоб не было.

— А в работе?

— У Емельяныча узнайте.

— Нарекания были?

— Нет.

— Почему переотправили его отсюда?

— Так он же свихнулся! — ответил майор и покрутил пальцем у виска. — Когда на выгоне работал.

— А в чем причина? Вы не интересовались?

— Говорят, что его незадолго до того бык на рогах катал. Может и сказалось. Оно ведь не все сразу вылазит.

— Значит, был, — задумчиво сказал Яровой, все вспоминая и взвешивая. — Ну, а что вы еще знаете о нем?

— Знаю, что на ферме он получал неплохо. На жизнь ему не только хватало, а и оставаться должно было. К тому же, сами понимаете, расходов у него особых не имелось. Работают на ферме много и долго. Лето на выгоне. На пастбищах. В село лишь по осени возвращаются. Так и для нас лучше, спокойнее.

— Вы с ним беседовали?

— Ну, а как же?

— Ну и как? Впечатление какое?

— Для меня любой из них — конченный человек. Что ни говорите, работаем мы тут с ними, мучаемся, а они выходят на свободу и снова за свое.

— У вас, кроме Журавлева, были поселенцы?

— Нет, судьба пощадила. Хватит и одного.

— А чем вы недовольны?

— Да покоя мне не было, покуда он у нас жил. Все время боишься, а вдруг, где отличится, вернется к старому, воровать начнет? Шутейное ли дело! У меня в районе за восемь лет ни одного преступления не совершено. Это же показатель!

— А не скучно вам? — спросил Яровой.

— Я знаете, рыбалку очень уважаю, — понизил голос майор.

— Понятно. Но я б не смог вот так. Отдал бы этот район старику, какому на пенсию скоро, а сам бы…

— А у нас почти во всех районах так. Тихо. Живем без приключений. Непроверенных людей в погранзону не пустят. Так что дел никаких нет. Самое большое событие— муж жену поколотил. Да и то, покуда я до него доберусь, его местком, партком, женсовет, педсовет, поссовет уже замучают. Мне после них уже и делать нечего, — признался майор.

— А как здесь жители к поселенцу относились?

— Наши-то? А им все равно. Лишь бы он их не задевал никаким боком. А там, кем хочешь будь. Но с новыми наши люди туго сходятся. Лет десять надо пожить среди них, не меньше, покуда признают. У нас здесь знаете как — всех временем проверяют. Как на выдержку.

— Вы сами были хоть раз на выгоне, где поселенец работал?

— Нет. Это очень далеко, — сознался майор.

— А кто с ним там работал?