Книга Фабрика воспоминаний, страница 41 – Клелия Ренуччи

— Хотим, конечно!

Они прошли в довольно скромное помещение, оказавшееся копией мастерской на улице Льеж, которую Габриэль неоднократно посещал виртуально. Инструменты и всяческие приспособления были разложены и расставлены с той же тщательностью.

Клаудия указала на виолончель Орианы. Габриэль подошел и погладил ее. На полке над столом он увидел аккуратно выстроенные дискеты и перфокарты.

— Ваш отец не только был великолепным скрипичным мастером, но и информатикой увлекался?

— Это еще что! — рассмеялась она. — Вы на чердак поднимитесь — мы сохранили папину вычислительную машину! Его интересовало все, что связано с технологиями передачи данных. Раньше ведь тоже существовали свои компьютерные сети, о которых сегодня почти никто не помнит.

— Вы имеете в виду Арпанет?

— Нет, она называлась иначе, какая-то аббревиатура…

— Может, эн-эс-эф-нет?

— Не знаю, тогда меня это не особенно интересовало… содержимое дискет, которые папа классифицировал по типам реставрационных работ, мне удалось передать в «МнемоФликс». А вот перфокарты, увы, так и лежат мертвым грузом. Если желаете, забирайте и дискеты, и перфокарты. Идемте на чердак, я покажу вам папин «большой ящик» — мы с сестрой всегда так называли стоящий там агрегат. В детстве, бывало, одна из нас спрашивала: «Где папа?», и другая отвечала: «Играет с тем большим ящиком». Это нас почему-то ужасно смешило.

Не переставая грезить об Ориане, Габриэль первым поднялся на чердак и с вожделением вперился в «большой ящик» — впечатляющий куб из полированной стали, из которого торчали запутанные кабели и провода. Заинтригованный Габриэль приблизился к нему, едва дыша.

— Полагаю, я вам пока не нужна… — произнесла Клаудия и предложила Саре вместе спуститься обратно в гостиную — если, конечно, Сара тоже не испытывает тяги к компьютерному старью.

Сара поспешила последовать за ней, и Габриэль остался один. Он чувствовал, что первым делом должен как-то приручить эту чудо-технику. Знать бы еще, с чего начать…

Он нарезал круги перед агрегатом, точно перед раненым диким зверем, которого не решался спасти. Сей доблестный ветеран, вероятно, являл собой одну из первых разработок для расшифровки и сохранения воспоминаний. Металлическая штуковина со свисающими проводами напомнила Габриэлю о разговоре с братом. Он подумал о его пьесе «Франкенштейн против Прометея» и сказал себе, что этот «большой ящик», предшественник цифровых технологий, бесспорно был одним из первых шагов по длинному пути, в конце которого техника затмит огонь творчества.

Габриэль отринул эти размышления, говоря себе, что вот-вот станет свидетелем рождения искусства из груды металлолома, из ничего создаст невозможную любовь, о какой Шекспир не осмелился бы и мечтать. Именно благодаря научному прогрессу и бездушному аппарату сейчас на свет явится чистейшая любовь.

Заглянув за машину, Габриэль увидел пожелтевший от времени листок бумаги. Послание от Джакомо. Контраст между каллиграфическим почерком мастера и тревожащей неумолимостью агрегата был поразительным. «Одно уничтожит другое», — попробовал сострить Габриэль, но его ум слабел, а руки тряслись. Он корил себя за то, что испытал такое облегчение, когда Клаудия и Сара ушли с чердака.

Ему требовалось остаться одному, чтобы воскресить образ Джакомо, чье присутствие здесь ощущалось как нигде отчетливо. Габриэль не верил в сверхъестественное, но не мог не признать, что этот выцветший листок, который никто до него не брал в руки, внушал ему определенный страх.