Книга Вязаное счастье попаданки, страница 124 – Ольга Иконникова

Поэтому я тоже поднимаюсь.

— Не смею более отнимать у вас время, ваша светлость! Я оставляю вам эти медальоны. И вот еще бумага, где изложен рассказ той женщины, которая передала нам портрет вашей жены. Он заверен нотариусом Арля. Если вы всё-таки захотите на это что-то ответить, то мы с Изабель остановились в гостинице «Кубок короля», что на улице Пти-Шан.

Арман отправляется в дом Лефевров, а я не нахожу себе места в гостиничном номере — то подхожу к окну, то снова сажусь за стол и пытаюсь занять себя написанием письма бабушкам. Хотя рассказать им мне пока нечего, но я старательно описываю нашу дорогу до Парижа.

Дождь льет, не переставая, и такая погода вполне созвучна моему настроению. Лучше бы я отправилась к герцогу вместе с графом, чем сходить с ума вот так, в одиночестве.

Хотя я не понимаю, почему волнуюсь. Ведь я не Изабель. И герцог Лефевр мне не отец. Он совершенно посторонний мне человек.

Но в глубине души я понимаю, что это не так. Что близкий человек — это не только по крови. Это и состояние души.

И я хочу поговорить с герцогом не потому, что он знатен и богат. А потому, что считаю его хорошим человеком, способным любить и сострадать. И если мое появление в качестве его дочери способно залечить его старые раны, то я буду этому рада. А еще мне хочется попытаться сделать так, чтобы они с Амеди поняли друг друга и, наконец, стали по-настоящему близки.

Когда Арман не возвращается спустя два с половиной часа, я надеваю дорожный плащ и выхожу из гостиницы. На улице льет дождь, но я не сахарная. И я иду к дому Лефевров.

Останавливаюсь на другой стороне улицы. Плащ уже промок насквозь, но зонтов тут еще не придумали. Я смотрю на окна и пытаюсь угадать, в какой из комнат проходит разговор. В гостиной? В столовой? А может быть, в кабинете?

Мне кажется, что за тяжелыми шторами в гостиной мелькает чей-то силуэт. Быть может, это как раз мой муж?

Хотя я не исключаю и того, что мы с ним разминулись по дороге. И теперь я напрасно мерзну под дождем, ожидая, когда он выйдет на улицу. И я говорю себе, что подожду еще пять минут и вернусь в гостиницу.

Пять минут проходят, и я, поправив капюшон на голове, разворачиваюсь по направлению к улице Пти-Шан. И именно в этот миг слышу:

— Изабель!

Оборачиваюсь.

На крыльце дома Лефевров стоит Амеди. Он вышел на улицу в тонком жилете и шелковой рубашке, которая уже промокла, облепив его тонкие руки.

— Вы простудитесь и заболеете, ваше сиятельство! — я подбегаю к нему и скинув плащ с себя, пытаюсь укрыть им его дрожащие плечи.

— Как я рад вас видеть, Изабель! — и его сияющие глаза говорят мне, что это не просто слова. — Я не знаю, какое решение примет отец. И я не знаю, на самом ли деле вы моя сестра. Но я буду думать, что это на самом деле так. У меня никогда не было ни брата, ни сестры, и когда вы приехали в наш первый раз, я еще не понимал, какое это счастье, когда они есть! Зато когда вы уехали от нас, я понял, чего именно лишился.

Я обнимаю его, а он меня. И мы оба плачем. И вдруг чувствую что-то, чего никогда не чувствовала прежде. Я обнимаю своего брата!

И пусть я не Изабель, но я в ее теле. И в этом теле течет та же кровь, что и в Амеди. Кровь Лефевров!

Тяжелая входная дверь снова открывается, и теперь из дома выходит Арман. И он смотрит на нас со смею удивления и радости. А потом замечает, как сильно мы оба замерзли.