Книга Вязаное счастье попаданки, страница 19 – Ольга Иконникова

— Месье Мерлен хороший человек, — рассказывает мне Лулу по дороге, — только чересчур строгий. Но ему по-другому нельзя. Он отвечает за целую гильдию и должен быть взыскателен к тем, кто в нее входит.

Мне кажется странным, что гильдию вязальщиц возглавляет мужчина. Как вообще он оказался связан со столь женской профессией? Но эти вопросы отпадают сами по себе, когда я оказываюсь в том доме, что занимает гильдия.

Этот дом стоит в самом конце нашей улицы — выглядит он куда внушительней, чем большинство домов. Темный, трехэтажный, он производит на меня несколько мрачное впечатление, и когда я ступаю на его крыльцо, меня охватывает странная робость, и Лулу, почувствовав это, пожимает мне руку.

Входная дверь оказывается не заперта, и мы проходим по длинному коридору и оказываемся в просторном светлом помещении, в котором не меньше десятка человек. Все они заняты делом и потому на нас не обращают ни малейшего внимания.

Но когда я сама осознаю, чем именно они занимаются, то испытываю шок.

Один из них чешет шерсть двумя большими прямоугольным чесалками. Другой держит в руках веретено. Третий с помощью большого колеса сматывает с веретена напряденные нити. А остальные вяжут на спицах длинные чулки.

И все эти люди — мужчины! В комнате нет ни единой женщины!

Я растерянно смотрю на Лулу, но она ничуть не удивлена. Она воспринимает это как должное.

— Месье Мерлен! — кричит она одному из мужчин со спицами.

Тот поднимает голову, и во взгляде его я замечаю недовольство. Ему не нравится, что его отвлекли от работы.

Но Лулу не отступает и машет ему рукой. Вздохнув, он откладывает спицы и пряжу в сторону и идет к нам.

— Месье Мерлен, доброе утро! — Лулу улыбается, как ни в чем ни бывало. — Это Изабель, дочь Моник Камю. Она только вчера вернулась в Арль, и мы пришли спросить, не найдется ли у вас для нее работы.

Эти слова ничего не меняют. Взгляд мужчины не становится теплей. Месье Мерлену лет пятьдесят, он высок, но привычка сутулиться внешне уменьшает его рост. Он отнюдь не могуч, но держится столь чинно, что я сразу робею рядом с ним.

Звуки вязальных спиц вдруг затихают, и я понимаю, что сейчас на нас смотрят все, кто находится в этой комнате. Но понимаю это не только я. Глава гильдии оборачивается, и его подчиненные тут же возвращаются к работе.

— У меня нет для вас работы, мадемуазель! — важно говорит он. — Вам следует поискать ее в другом месте! В нашей гильдии не было и не может быть женщин!

От изумления я теряю дар речи. Не может быть женщин? Но как такое вообще возможно?

Для меня странен уже сам факт, что кто-то из мужчин не считает зазорным заниматься столь женским ремеслом. А уж то, что они отказывают в этом праве самим женщинам и вовсе немыслимо!

Но тут я вспоминаю слова бабушки и мадам Турнье и говорю:

— А как же моя мать, месье? Разве она не была вязальщицей?

— Была, — без особой охоты признает он. — Но она не была членом гильдии. И работала она с нами лишь потому, что была дочерью бывшего главы нашей гильдии старика Валлена. Он тогда тяжело заболел, и мы дали Моник работу из уважению к нему. Но сейчас об этом не может быть и речи!

— Но почему же, месье? — возмущаюсь я.

— Ваша мать, мадемуазель, была мастерицей, каких поискать. Старик Валлен научил ее всему, что знал сам. И никто лучше, чем она, не мог придумывать новые узоры.