Книга Обсидиановое сердце. Механическое сердце, страница 144 – Елена Михалёва

Песнь пастыря обещала освободившейся от оков бренного тела душе легкий путь в лучший мир. Она сулила радушную встречу в раю и утешение для тех, кто горевал по усопшей на земле. Песнь предрекала ясную зарю даже после самой темной ночи. Пусть труден путь во тьме, а ночь длинна, рассвет окрасит небеса и впустит новый день. Прогонит мрак и принесет в скорбящие сердца покой на радость той, что их покинула.

Тихая, протяжная молитва поднималась к лазурной прогалине в облаках вместе с дымом от костра. И те, кто знал ее слова, по традиции подпевали в память о почившей Верене. Гвин смогла различить тонкий голосок Деваны, который зазвучал первым. С ней запела Имерия, а затем Рослин и остальные. Голос за голосом вливались в печальный хор.

* * *

Каменный пестик стучал по дну широкой ступки с особенно злым усердием. Сухие зернышки льна и бадьяна давным-давно превратились в коричневую пыль, но Гвинейн словно не могла остановиться. Она все терла и терла, а острый запах аниса понемногу вытеснял из носа горьковатый дым костра.

Во время прощания с юной леди Либейн адептка вела себя на редкость смиренно. Она стояла между своим мужем, таким же молчаливым, как она сама, и Крисом во время церемонии, а потом сидела меж ними за поминальным столом в большом зале. Кевендил был не то чтобы мрачнее обычного, скорее всем своим видом красноречиво выражал безразличие к супруге. Впрочем, окружающие воспринимали такое поведение как проявление глубоких переживаний принца. Он знал Верену с самого детства. Когда они были детьми, слуги даже шутили, что из них в будущем выйдет хорошая пара. Но девушка стала фрейлиной его осиротевшей сестры, а сам принц женился на чародейке из Идариса. Обсуждать более было нечего.

Гвин вполне устраивала холодность мужа. Она планировала вызвать его на разговор о разводе в ближайшие пару дней, когда Кевендил немного возьмет себя в руки. И чародейка уже наблюдала положительную динамику: принц перестал бросать полные ненависти взгляды на нее и ВарДейка. Да и вообще Кевендил всячески их избегал. По завершении поминального обеда он вместе с отцом отправился провожать семью барона Либейна. Гвин с ними не пошла.

Сославшись на важные дела, адептка уединилась в башне. Здесь, в окружении простых и понятных ей вещей, чародейке удалось немного привести мысли в порядок. И все же казалось, что безумие последних недель бесконечно. Убийство Атрана не решало ровным счетом ничего, разве что одним злобным носфератом в мире стало меньше – а то и тремя, если вместе с ним считать и его девочек. Вот только эта битва открыла перед Гвин еще один повод для тревоги.

Адептка медленно положила пестик на стол подле ступки. Задумчиво закусила губу и осторожно, будто опасаясь чего-то, накрыла ладонями живот под черным бархатом платья. Погладила кончиками пальцев, как гладят пугливую птицу.

Ответом была тишина.

Ничего удивительного. Так мало времени прошло.

Но что, если ей просто почудилось под действием дурмана? Гвин не хотелось об этом думать, по крайней мере в одиночку. Ей даже было страшно войти в транс на достаточно глубоком уровне и вновь увидеть это золотое свечение. Или не увидеть вовсе. Понять, что она ошиблась. Или что в ходе сражения случилось что-то плохое.

Адептке отчаянно хотелось поговорить с Ивросом. Заглянуть ему в глаза. Увидеть реакцию. Припомнить ему тот раз, когда плохо контролируемая энергия импери вызвала всплеск, мгновенно смывший с ее кожи все руны. Что он ответит? Почему-то Гвин думалось, что Норлан будет рад таким новостям. Только Иврос был далеко, и с каждым днем – все дальше и дальше. Сколько ей придется ждать его возвращения? О том, что он может не вернуться вовсе, Гвин решила не думать.