Книга Девочка из пустыни, страница 147 – Артур Самари

Два дня ни Жасан, ни его дети не показывались в чайхане, и тогда дядя Халил сам явился к племяннику. Все-таки старейший из рода Ибрагим-бобо и первым должен знать подробности, тем более люди спрашивают об этом. Когда сгорбивший старик зашел в комнату, Жасан лежал на курпаче с подушкой под боком и слушал радио. Увидав дядю, племянник нехотя встал для приветствия, хотя в душе не желал ни с кем видеться. Уже за дастарханом, хлебнув глоток чая, дядя спросил напрямую:

– Люди говорят, что сбежала твоя жена, это верно?

Жасан лишь кивнул головой. Однако такой ответ не устраивал дядю, и племянник вынужден был рассказать обо всем в подробностях.

– Вот почему ты занемог, – произнес дядя. – Конечно, от такого позора любой зачахнет. Да, Жасан, тебе тоже не повезло с женой. Как и мне с Юлдуз? Зато за свой грех она заплатила сполна. Ну, ладно, дело прошлое, не стоит ворошить. А вот о том, что нынче люди болтают о твоей семье, ты должен знать.

Нетрудно было догадаться, о чем они говорят, тем не менее слухи оказались кудаболее жестокими, чем он ожидал.

– Мне тебя жалко, потому что в нашем ауле никого так не унижали. И нынче многие опасаются, как бы дурной пример Зухры и ее дочки не стал заразительным для других. Я сам так не думаю, но люди так говорят. Мне думается: тебе не надо было подолгу отпускать жену к матери. Говорят, их женщины легко уходят от мужей и заводят себе новых. Поэтому надо жениться только на своих.

– Вы меня упрекаете, но тогда почему ваша Юлдуз изменяла, ведь она была из наших?

– Не горячись, всякое в жизни случается. И среди наших такое случается. Но мусульманку легче карать: большого шума не будет. Правда, некоторые грязные люди по сей день болтают, якобы я убил Юлдуз. Это неверно, да и ты все видел своими глазами, как я отпустил ее, а затем она сама убила себя. Хотя, как истинный мужчина, я должен был лишить ее жизни. Так что я чист, и нет на мне греха.

– Вы верно поступили. Только вот зачем мучили тетю Сарем, что она покинула этот мир раньше своего срока. Она была добродетельной женщиной.

– Я не мучил, это ее женская судьба. Конечно, в душе осталась обида на ее мужа, то есть на брата Касыма, который испортил Юлдуз. Не скрою, это душило меня. Я думаю, по своей натуре все женщины продажны, и потому их надо держать в узде. Будь моя воля, я заставил бы их носить паранджу и не выпускал бы из дому, как это было в прошлом. Дашь им волю – потом не рад будешь. Вот ты дал волю жене, и она на весь свет тебя осрамила. Как теперь отмыть позор?

– Дядя, об этом я не желаю говорить: и так тяжело на душе. Завтра хочу отправиться в пески, к большому колодцу, в стан дедушки Ибрагим-бобо. Нужно помолиться могилам нашей родни: отцу, дедушке Ибрагим, маме, бабушке и другим.

– Доброе дело затеял, если у меня хватило бы сил, то поехал с тобой. Так что за меня тоже помолись. Не забудь.

– Сделаю, как вы сказали. А над могилой дяди Касыма от вашего имени тоже произнести суру Корана?

Такой вопрос удивил старика, он погладил белую бородку и дал согласие:

– На брата я уже не держу зла. Кто знает, может быть, скоро мы увидимся на том свете. Но только за Юлдуз не читай поминальную… Истинный мужчина не должен такое прощать. Ну, ладно, я пойду в чайхану. Сильно ты не переживай, но если твоя жена и дочь вернулись бы, то позора стало бы намного меньше. Как ты думаешь, они сами приедут сюда?