Книга Смертная, страница 111 – Мария Сакрытина

Тем временем люди славят мою жену. Позабыв о почтении, они тянутся к ней и не отводят взгляд. Они обнимают своих спасенных, здоровых детей и называют великую богиню милостивой госпожой. В их голосе ликование смешивается с недоверием. Конечно, моя жена любит смертных, но не настолько, чтобы лечить их раны. Для людей это, быть может, и чудо, но мелко и недостойно богини.

А кто‐то, чей ребенок уже в царстве Эрешкигаль, даже осмеливается выразить недовольство: почему великая госпожа спасла не его? Глупцы! Возвращать мертвых к жизни не в нашей власти. Но разве людям это объяснишь?

Смертная пошатывается и падает – на руки пробравшемуся к ней царевичу. Слепец подхватывает ее неловко и тут же быстро ощупывает лицо. Девчонка тяжело дышит, морщится, когда царевич громко призывает людей к повиновению. «Опомнитесь, перед вами великая богиня!» Люди валятся ниц, а смертная вдруг устремляет взгляд на меня. Я холодею – и вновь оказываюсь в храме. Хрусталь отражает царевича, который осторожно несет потерявшую сознание смертную к чьему‐то паланкину.

Я смотрю на них и думаю, что мне, должно быть, показалось. Даже если она видела меня, эта колдунья, что с того? Только легче будет с ней объясниться, обольстить, выманить из Урука.

Да, почудилось – на одно мгновение показалось, что это смотрит на меня Шамирам. «Ты же клялся мне! И отказываешь в такой малости! Вот и вся любовь, Дзумудзи».

Подожди, Шамирам. Я освобожу тебя, и мы продолжим нашу беседу. Теперь‐то ты видишь, как неумно было желать человеческую жизнь. Теперь ты знаешь.

Еще немного, жена моя. Еще чуть-чуть, и мы будем вместе.

Саргон

Лысина Тута блестит на солнце так ярко, что я невольно жмурюсь.

На поле боя не так заметно, что дети Черного Солнца безволосы. Собираясь в битву, они надевают короткие полосатые платки, которые называют клафтами. По цвету полос клафта можно легко понять, военачальник перед тобой или простой пехотинец. Тут в бою был хорош: моложе, стройнее, чем сейчас, с высокомерной улыбкой, достойной царевича. Клафт на нем сверкал золотыми нитями и заколкой-скарабеем.

Настоящий царевич выглядел скромнее, но дрался не в пример яростнее. Подозревал, наверное, что его жизнь пожелают наши боги. А за Тута я получил бы отличный выкуп – что им простой смертный, пусть и полководец? Это с царским родом Черного Солнца у наших богов особые счеты…

Но на рожон, в отличие от царевича, Тут не лез. Осмотрительный воин, рассудительный политик, цепкий, но с самомнением выше храма Шамирам. Навозный жук – самый крепкий из своего многочисленного рода.

Позолоченные скарабеи сверкают на нем и теперь. Не пожалел Тута его царь: отправил на чужбину, к нам, в наказание за поражение и гибель Гудеи. Дал почетный титул посла, однако всем известно, как выходцы из Черного Солнца ненавидят покидать свою землю. И годы Тута не пощадили: он обрюзг, обзавелся изрядным животом и одышкой. В жару его льняная, по моде Черного Солнца, юбка из белой становится серой – хоть выжимай. И гнилостный запах не перебивают даже благовония. Но подведенные черным глаза смотрят хитро, с насмешкой. Тут делает вид, что увлечен игрой, однако на самом деле – мной. Я давным-давно убедился: он замечает все. И соглядатаев в Уруке у него едва ли не больше, чем у меня.