Книга Изумруды для (не)любимого, страница 40 – Ксюша Иванова, Виорика Громова

Я пронеслась мимо них в сторону выхода, не отреагировав на обращенные ко мне вопросы.

Вместе с Пиппой мы забежали в сарай.

Это было огромное помещение, на наш современный язык я бы сказала — двухэтажное внутри. Под самую крышу оно набивалось сеном. Отсюда потом, видимо, в холодное время года сено бралось на корм скоту. По периметру его на высоте второго этажа шли небольшие выступы из досок с перилами. И по обе стороны от входа к этим выступам наверх вели лестницы.

На противоположной от входа стороне, переступив через перила и держась единственной рукой за них, стоял тот самый раненый юноша.

Я смерила глазами расстояние от того места, где он находился до пола. Ну, упасть со второго этажа, конечно, вещь неприятная, но находящееся внизу сено, вряд ли позволило бы ему убиться насмерть.

— Он убиться хочет! Внизу вилы! — запричитала рядом Пиппа, подтверждая мою догадку. — Грех-то какой! Да разве ж можно?

— Как его зовут? — прошептала я.

— Джексон, госпожа, — подсказала Пиппа.

Я зашагала внутрь, гипнотизируя парня глазами.

Пиппа подняла лампаду так, чтобы мне было его хорошо видно.

Я встала внизу, ровно под ним.

— Джексон, и что ты придумал, негодник такой? — стараясь, чтобы голос звучал как можно более спокойно, проговорила я. — Разве ж можно себя жизни лишать?

— Мне ни к чему такая жизнь, — убито проговорил он. — Лучше уж так... Чем мучиться долгие годы!

И меня понесло... Я как-то вдруг упустила из виду, где нахожусь, и стала рассказывать историю из своей реальной жизни, которая однажды произвела на меня, железную Дарью Снегову, потрясающее впечатление.

— Однажды я узнала, что моя знакомая, приятельница даже, серьезно заболела. Решила ее навестить. Когда пришла в гости, поняла, что дела идут хуже, чем я думала до этого. У подруги был рак, онкология. Она лежала в постели и не имела сил, чтобы даже просто встать мне навстречу. Было видно, что ей очень больно — сухие бескровные губы, лихорадочно блестящиеглаза, пальцы рук, вцепившиеся в простыню. Я помнила ее цветущей молодой женщиной, а теперь передо мной лежала... лежал буквально живой труп, обтянутый желтой кожей, лысый, с тонкими ручками-прутиками. Я не знала, как подобрать слова! Не знала, что говорить ей, чтобы поддержать! Она начала спрашивать сама. О работе, об общих знакомых, о книгах, которые я читала... Мы проговорили часа полтора не меньше, а потом, когда я уже собралась уходить, она сказала... Она сказала: "Как жить хочется! Любой — больной, некрасивой, старой, беззубой... Просто жить! Просыпаться каждое утро. Видеть солнышко. Чувствовать тепло и холод... Просто БЫТЬ! Потому что никто не знает, что там после смерти".

Я так увлеклась своими воспоминаниями, что не заметила даже, как Джексон вновь перелез через перила, оказавшись на безопасном помосте...

А обернувшись, увидела, что слушает меня не только Пиппа, но и...

Чуть позади Пиппы, упираясь ладонью в дверной косяк, стоял Дэймон. А за его спиной в свете откуда-то взявшихся факелов, которые держали набежавшие слуги, маячила моя матушка, а также Брендон и, наверное, все гости. Рука Дэймона, который явно делал вид, что пьян и просто держится, чтобы не упасть, с успехом преграждала всем остальным проход.

Почему я была уверена, что он вовсе не так пьян, как хочет казаться?