Книга Изумруды для (не)любимого, страница 43 – Ксюша Иванова, Виорика Громова

Мое сердце пропустило удар, а потом начало стучать в груди с такой бешеной силой, что, казалось, стук его должен был быть слышен и Дэймону, а может быть, даже и в коридоре!

Факел, закрепленный на стене всполохами освещал комнату, бросая тени на суровые черты его лица, углубляя и делая более заметным шрам, хмурые брови. И да-да, так он казался, может быть, немного менее привлекательным, чем было на самом деле, но...

Я не думала сейчас о красоте.

Я думала сейчас о том, что наверное... наверное, если прикоснуться к его коже, то она будет горячей. А вот эта короткая его борода? Она мягкая или жесткая? А губы? Какие они на вкус? И от этих странных мыслей у меня перехватывало дыхание! А рука вдруг поднялась и сама, без связи с мозгом, потянулась к его щеке...

Но его ладонь первой легла на мой живот.

И я застыла, прислушиваясь к ощущениям.

Ребенок, дернувшись внутри, вдруг замер. А потом... Во мне словно всё расслабилось — телу стало легко, низ живота прекратило сводить от постоянного напряжения, даже чувство голода, кажется, притупилось. Это было так приятно, что у меня от удовольствия захлопнулись глаза, а рука, так и не добравшись до его лица, упала на колени.

— Я не узнаю тебя... Нет, ты всё такая же... красивая. Но другая совсем...

В тишине комнаты его тихий голос звучал так волнующе, словно он сейчас говорил не о своих подозрениях (а ведь он именно это сейчас говорил!), а о чувствах ко мне, о любви, о нежности...

— Я уезжал от одной женщины, а вернулся к другой. Прежняя Эсми никогда не озаботилась бы ранами моих солдат. Прежняя Эсми считала служанок-орков недостойными доброго слова, не то уж дружбы. Прежняя Эсми смотрела на меня с ненавистью и считала, что достойна жить в столице, а вынуждена прозябать в деревне... Но ты...

Если признаться честно самой себе, то в эту минуту мое сердце рвалось к нему — к этому сильному человеку. Моему глупому сердцу хотелосьвсё-всё рассказать сейчас, чтобы потом он меня пожалел. Взял на руки, как маленькую девочку и сказал, что вот такая Эсми, новая... А хотя нет! Конечно же нет! Что Даша ему нравится больше, чем Эсми! Что вот именно сейчас он любит свою жену, а раньше не любил! Чтобы...

— Рассказывай. И без утайки. Всё по порядку. Что произошло, когда я уехал? — отстраняясь и совершенно другим, не терпящим возражений, властным тоном господина вдруг сказал он, вставая.

И я, рухнувшая с небес на землю, расстроенно оглянулась на входную дверь — Пиппа, ну где же ты там?

Тяжело вздохнув, я явно в последний раз посмотрела на него с такого близкого расстояния. Эх, сейчас ты узнаешь правду, дорогой мой муженек, и на расстояние выстрела ко мне не приблизишься! А мне, надо признаться, понравилось быть в твоих руках... И чтобы меня носили... Никогда меня не носили на руках мужчины! И вот...

Эх! Но надо же "по порядку и без утайки"? Ладно...

— Только поклянись, что не выгонишь меня из дому!

Он долго смотрел мне в глаза. И я видела, как меняется его взгляд. От теплого и ласкового от медленно, но верно охлаждался и становился презрительно-злым. А когда, видимо, достиг температуры льда, Дэймон, оттолкнувшись ладонями от края постели, резко встал и отошел к окну.

— Давай. Всё, как есть. И без утайки, — повторил он. — Я не выгоню тебя из дому. Во всяком случае, пока ты не произведешь на свет моё дитя.