Книга Маша и Гром, страница 15 – Виктория Богачева

От такой неприкрытой наглости я фыркнул. Да-а, руководить преступным сообществом оказалось куда проще, чем воспитывать собственного сына. Хлопнув себя по бедрам, я встал.

— Спокойной ночи, — сказал на прощание сыну, закрывая за собой дверь детской. В ответ до меня донеслось неразборчивое бормотание.

Кивнув оставшемуся в коридоре охраннику, я прошел мимо двух комнат и вошел в третью — спальню. Бросил взгляд на часы — уже давно перевалило за полночь. Из встроенного в стену бара я достал початую бутылку конька, прихватил сигареты с прикроватной тумбочки и вышел на незастекленную лоджию. Опустившуюся на участок тишину лишь изредка нарушал треск рации: охрана не спала.

Закурив, я отпил прямо из бутылки. Я все прокручивал в голове имена людей, которые могли устроить сегодняшнее похищение, и список получался довольно длинным. С целый лист фамилий наберется. Начиная от ментов и заканчивая бывшими владельцами завода, который теперь принадлежит мне. Именно завершение возни со всеми бумажками мы и отмечали сегодня в особняке. А что, красивый жест: отомстить в такой момент.

Или это отголоски еще первой чеченской. Я же отказался тогда гнать боевикам оружие…

Затянувшись, я медленно выпустил из легких дым. Завтра что-то должно проясниться. Я подниму на ноги всю Москву и найду концы этого беспредела. Совсем берега попутали, отморозки.

Самое херовое, что замешан кто-то близкий. У меня в окружении крот. Списки с доступом в мой дом составлялись и проверялись тщательно. Разумеется, я не собирался впускать в особняк абы кого. Финальные версии я утверждал сам, а перед этим Иваныч должен был рыть носомземлю, чтобы проверить каждого кандидата. Или кандидатку.

Чтобы вот как раз такой херни, как случилась, не было.

Херово рыл, выходит. Недоработал.

А кто-то всадил мне смачный нож в спину. С этим я разберусь. И в ответ всажу три, как делал всегда.

А еще эта девка... Которой я должен быть благодарен по гроб жизни за спасение Гордея. И я был бы. Честно, был, потому что своего пацана я люблю, как бы сильно ни ненавидел его мать. Если бы не одно «но».

Я смотрел на нее и чувствовал фальшь. Что-то было неправильно, что-то не сходилось. Я всегда доверял своим инстинктам, своему чутью. В нашем, так сказать, «деле» опасно не доверять. Можно не верить во всю эту подсознательную хрень, но я точно знаю, что избежал парочки покушений потому, что не пошел туда, куда чувствовал, что не хочу идти.

Так вот, что-то подобное я чувствовал и по отношению к этой Маше. С виду все нормально: симпатичная, нормальная девчонка. Личико чистенькое, ничем не испорченное. Сама не потрепанная. Руки тоже вроде чистые — те места, которые выглядывали из разодранных рукавов. Худая, но не потому, что употребляет. Взгляд тяжелый, как у бабы лет на десять постарше.

Но что-то, блин, зудело, свербело внутри, когда я на нее смотрел.

Докурив, я с трудом удержался от желания прикончить бутылку. Коньяка в ней осталось совсем на донышке, грамм двести. Но мне нужна трезвая голова с утра, еще к ментам в отдел ехать, показания подписывать. И потому я вернул бутылку обратно в барный шкаф, впихнув ее на полку между двумя другими, и направился в душ, а после — сразу спать. Утром, правда, один черт пришлось пить рассол и крепкий кофе, чтобы избавиться от похмелья.