Книга Последняя из рода. Скованные судьбой., страница 197 – Виктория Богачева

Она резко втянула носом воздух — затрепетали крылья — и отвела взгляд. Все время, которое она провела в этой комнате, Талила радовалась, что ей не снятся сны. Потому что так к ней в кошмарах не приходили воспоминания о той страшной ночи и о том, что она сотворила. Она могла дышать и могла жить.

— Ямало что помню... — она прочистила горло, — помню, как он нависал надо мной, и я почувствовала такую ненависть... она бежала по рукам вместе с огнем, и тогда расплавились кандалы. А после — в голове одни вспышки. Вот я вижу пламя, оно уничтожило крышу и рвануло в небо, а вот — уже ты идешь мне навстречу... А вокруг нас — гарь, копоть и горький дым.

Ее глаза увлажнились, и Талила замолчала, поспешно смахнула со щек слезы. Смотреть на Мамору было почему-то страшно. Напрасно она упомянула, что Император нависал над нею...

Когда она все же осмелилась взглянуть на мужа из-под длинных ресниц, то, вопреки своим страхам, не увидела на его лице ни злости, ни отвращения. Кажется, он даже не сердился. И совершенно точно не собирался ни в чем ее винить.

— От Императора не осталось даже пыли, — хищно оскалился Мамору. — Я приказал расчистить пепелище. И не выискивать ничего. И никого.

Талила вздрогнула, когда перед глазами пронеслась мозаика из воспоминаний о той ночи. Нет. Пожалуй, об этом она больше никогда не станет заговаривать при муже.

— Но если ты не являешься Императором, то как... что будет дальше? — она поспешила перевести тему, чтобы перестать обсуждать то, что причиняло боль.

— Я никогда не хотел занять место брата, — медленно отозвался Мамору, глядя куда-то вглубь себя. — Мы начали эту войну, потому что он никогда бы не отпустил тебя. И меня.

Талила облизала сухие губы. Время было как раз подходящим, чтобы признаться в том, что терзало ее с минуты, как она открыла глаза.

— Мне кажется, я больше не чувствую свою магию... — рассеянно прошептала она и подняла ладонь.

Она попыталась сосредоточиться, но на кончиках пальцев не вспыхнули привычные огоньки.

— Ты истощила себя, Талила, — Мамору покачал головой. — Быть может, все вернется. А если нет... мы примем любой исход. Это не имеет значения.

Горячая благодарность заполнила грудь, и она тихонько всхлипнула, чувствуя, как сердце разрывается. Потом теплая ладонь мужа накрыла ее руку, в которой она стискивала палочки до побелевших костяшек. Она выдохнула и повела напряженными плечами, только сейчас осознав, как сильно внутри нее все было сжато.

— Я хочу увезти тебя. Подальше от столицы, — сказал Мамору, не отпуская ее руки.

— Я должны быть рядом с тобой, — Талила тотчас вскинулась. — Я неоставлю тебя.

— Оставишь, — отрезал таким непоколебимым голосом, что она поняла: спорить бесполезно. — Оставишь, потому что ребенок должен родиться в спокойном месте. Как можно дальше от столицы, — повторил он.

— Мы можем уехать вместе, — но она продолжала настаивать, ощущая необъяснимую тоску от одной лишь мысли о том, что им вновь придется разлучиться.

— Прежде я должен закончить здесь все, — муж хмуро покачал головой.

— Закончить? — она повернулась к нему лицом, чтобы посмотреть в глаза. — Ты не будешь... ты не собираешься заявлять права на престол? Ты — единственный, кто может занять его по праву крови.

Глаза Мамору дрогнули, и на переносице залегла новая морщина.