Книга Отрада, страница 8 – Виктория Богачева

— Пирогов напечем завтра, отнесем им в избу. Поблагодарить надобно хоть так. Да и детишки его поедят, чай, без мамки нечасто печевым балуются.

— Так у них и сестрица Услада есть, и в избе, я слыхала, по хозяйству бабка Веселина подсобляет, — Отрада поглядела на мать, склонив голову.

Она старалась говорить спокойно, чтобы не тревожилась мать еще сильнее. И так ей хватило нынче до конца жизни, когда услыхала, что дочку из реки насилу выловили. И как токмо у кликуш этих языки не отвалились! Уж столько лжи по всему поселению растащили, что теперь поди дознайся, где правда!

А у самой-то, Отрады, до сих пор сердечко в пятки уходило, как вспоминала ледяной, пронзающий до костей холод, да черную гладь воды, да как со льдины на льдину скакали – вовек уж не позабудет. Она с жизнью тогда успела попрощаться...

Она нащупала на груди под рубахой лунницу и сжала ее поверх ткани. Еще один батюшкин подарок. Привез тогда с ярмарки из крепости ей украшение на тонком кожаномшнурке.

Отрада крепилась, старалась о плохом не думать и не вспоминать. А то как начнешь, так долго потом кудель будешь раскручивать, одно за собой другое тянет, и нитка за ниткой доберешься до того, что и вовсе хотела бы навсегда позабыть.

Вот и утерла она слезы, как из бани вышла, и пообещала себе, что о плохом больше думать не станет.

Ей бы на лавку не слечь после таких тревог. Да токмо нельзя ей. Нужно завтра сызнова к старосте в избу идти, работу выполнять, иначе не прожить им с матерью.

Хорошо, когда за тобой добрый Род стоит. А когда одна-одинешенька ты на всем белом свете, то жить трудно.

Поглядев на мать, Отрада устыдилась. Почувствовала, как вспыхнули на щеках жаркие пятна румянца.

Не одна она, бессовестная и неблагодарная, не одна! Был у нее и батюшка, есть и матушка.

Бедно жили они, но вместе. Все горести и радости делили на троих. А как сгинул две весны назад батюшка в лесу, вот тогда им с матерью стало по-настоящему худо.

Ну, ништо. Не напрасно, стало быть, уродилась она мастерицей, получила дар от матушки Макоши. Нитка ее слушалась не хуже, чем саму богиню. Все легко удавалось Отраде: и прясть, и ткать, и кудель плести, и узоры на тканине класть. С тем, над чем иная девка по нескольку дней корпела, Отрада управлялась до захода солнца.

Она подсобляла зимой да осенью с шитьем-тканьем, а за работу кто как отплачивал ей: кто грошики давал, кто в их избе дырки чинил-латал, кто бусинки на тонкую нитку нанизывал, кто куском мяса одаривал, кто молока выносил.

Так и жили.

А у старосты, у Зоряна, большая семья была, да токмо на всех мужиков две бабы: жена старшего сына, Русана, да жена второго, Неждана. А мужиков – полны лавки, поди на всех натки за зиму полотнище да сшей одежу, а особливо, когда рук не хватает. Забаву-то, дочку свою старшую, Русана старалась черной работой не нагружать, берегла, как умела, первое, выстраданное дитя.

А еще по весне задумал староста Зорян внучку Забаву сосватать за витязя из дружины княжеской. Тут и приданое требовалось особое, работы тонкой, чтобы полны сундуки были тканью богатой, уборами узорчатыми, по-особенному расшитыми.

Вот и подсобляла тетке Русане Отрада вторую зиму, безвылазно в избе у старосты сидела, с зарей от матери уходила и к заре возвращалась. Зато прибавлялось монеток в деревянномсундучке, зарытом под сеном в клети. И полегче им жилось.