Книга Отрада, страница 9 – Виктория Богачева

Пока не уразумела Отрада все про свой дар да что умение ей досталось редкое, было похуже. Ту страшную зиму после смерти отца она вспоминать зареклась.

Снаружи раздался шум, и кто-то заскребся в дверь. Отрада вскочила на ноги, накинула поверх распущенных волос материн платок, пока та поспешила в сени – смотреть, кого нелегкая на ночь глядя к ним в избу принесла.

Оказалось – знахарка местная, бабушка Верея.

— ... ненадолго, Любава, — услышала Отрада знакомый голос и выдохнула.

А то уже успела всякого себе вообразить.

В избу вслед за матерью вошла пожилая, невысокая, но все еще красивая женщина. Ее лицо было испещрено морщинами, в глазах отражалась мудрость прожитых весен.

— Здрава буди, госпожа, — Отрада поклонилась знахарке и поплотнее закуталась в платок – пока дверь открывали, успели сени выстудить, вот и пополз по деревянному полу морозный воздух. Она переступила босыми ногами и поежилась. Не скоро ей теперь лютый холод Рузы позабудется.

— И тебе не хворать, славница, — знахарка хитро улыбнулась ей и, пройдя вглубь избы, принялась деловито расставлять на столе свою поклажу из плетёного кузовка, который держала, перекинув через локоть.

— Принесла тут вам всякого, чтоб ты не расхворалась. Небось, до костей замерзла сегодня? – все с той же хитрецой искоса поглядела Верея на Отраду и подвинула в ее сторону пару небольших, пузатых горшочков за мешочек с душистым, сухим разнотравьем.

Та лишь смущенно кивнула.

— Ой, да как же нам тебе за такое отплатить, Верея? – запричитала мать Отрады, Любава Брячиславна, оглядывая принесенные горшочки.

— Да мне твоя краса ниток напрядет, и довольно будет. Много ли мне надо, — и знахарка совсем по-девичьи подмигнула Отраде и поправила повязанный на голове платок.

Не будучи никогда замужем, она не носила ни кики, ни убруса, а платок надела, лишь когда волосы взяла первая седина.

— Давай хоть на стол соберу, посидишь, киселька попьешь? – принялась хлопотать над гостьей Любава.

Она поставила на стол кувшин и деревянные чарки и каравай, который испекла поутру.

— Да меня уж у Храбра угощали. Я к ним заходила, тоже травок всяческих оставила, — Верея махнула рукой, но за стол, впрочем, села.

От угощения не отказывались, коли не хотели хозяйку обидеть.

— Как он? – спросила Отрада, поглядывая в сторонку, чтобы не шибко любопытство свое показать. Она разлила по чаркам кисель и одну из них подвинула к знахарке.

— Да что ему, кузнецу, сделается, — та пригубила угощения и довольно чмокнула губами. – Ко мне брат его, Твердята, прибежал, вот я и заглянула. А то на мальце лица не было, за Храбра испереживался.

— Знамо дело, — вздохнула Любава, усаживаясь за стол напротив гости. – Послетаких-то напастей, что детушки вытерпели...

— Да-а-а, — Верея с чувством покивала. – И отца похоронить, и мачеху, и стрыя...

Отрада невольно потянулась к своей луннице. Когда с такой бедой сталкиваешься, пусть даже касаешься ее вскользь, начинаешь искать у Богов защиты. Горе такое – и говорить о нем страшно. Всю минувшую весну да лето Храбр лицом черен ходил, а дети и того хуже... Лишь по осени оттаяли самую малость, ожили.

— Ох, как подумаю... – Любава горько запричитала. – Загубить людей, когда те с праздничной ярмарки возвращались. Да еще в лесу, тайком напали, лиходеи! Это ж как Мать-сыра-Земля носит этих выродков рода людского! Ведь живут на белом свете женщины, которых они матерями величают... как токмо руки не поотсыхали у них.