Книга Яромира. Украденная княжна, страница 71 – Виктория Богачева

«Добро, князя нет, — подумал вдруг воевода, у которого перед глазами до сих пор плясали кровавые мошки. — Зашиб бы их с горяча, потом жалел бы, что не поговорил сперва».

Он и сам ходил по тонкой грани, когда был готов вершить суд безо всякого суда. И лишь мысль о том, что он не имел такого права, удерживала его на самое краю.

Десятник Горазд наблюдал за воеводой с мрачным пониманием. Он и сам едва не свернул обоим шеи, когда повстречал в первый раз в лесу. И с трудом сдержался потом, выслушав сбивчивый, насквозь прогнивший и провонявший страхом рассказ.

— Этих — в поруб, после потолкуем. А ты отдохни с дороги и поговорим, — распорядился Стемид, когда они въехали в ворота терема.

Горазд кивнул, подумав о семье. Он давно не был в собственной избе. Не видел жену и детей. И матушку.

А им навстречу уже шла по подворью княгиня. Стемид, не раз бывавший в сражениях и видавший всякое, в очередной раз не смог сдержать горестного вздоха. Тоска Звениславы Вышатовны резала без ножа.

Он хорошо помнил, как очень давно князь привез в терем испуганную невесту. Их тогда потрепали в пути, и на подворье будущая ладожская княгиня въехала с синяками и ссадинами.

Сколько воды с той поры утекло… К юной Звениславе все относились настороженно. Ждали ведь, что князь возьмет в жены княжну Рогнеду Некрасовну, а вместо нее в терем вошла Звенислава Вышатовна: не младшая даже дочь, а племянница князя Некраса.

Девчонку, которую еще недавно гоняли по родному терему наравне со служанками, видеть княгиней было и чудно, и неправильно.

А нынче же Стемид порой мыслил: а как они жили-то, без Звениславы Вышатовны?

Потому-то воеводе и рвало сердце глядеть на ее потухший взгляд, на опущенные уголки губ. Она переживала свое горе молча, и никто из дворни али дружины не видел ее слез, но не трудно представить, сколько их было пролито долгими ночами.

Руки у Стемида зачесались пойти и свернуть тем ублюдкам шеи. Соскочив на землю, он вновь потянулся за плетью в голенище сапога и остановил себя недюжинным усилием воли.

— Где моя дочь⁈ — звонкий голос княгини заставил двух связанных мужиков вздрогнуть и споткнуться.

Кметям даже не пришлось швырять их на колени: они сами оселина землю, когда Звенислава Вышатовна к ним подошла.

— Где моя дочь⁈ — повторила княгиня; крылья ее носа трепетали от гнева и отвращения.

— Не губи, госпожа, смилуйся! — завыл один из них: самый уродливый, с лицом в рытвинах и рубцах.

У Стемида к горлу подкатила тошнота. Как представил, что Яромира — девчушка, которую он катал на хребте — сидела на привязи в лесной землянке, а этот охальник касался ее. Приказы, верно, отдавал. Неведомо еще, как издевался… Лютая злоба одолела воеводу, и рукоять плети жалобно затрещала в его кулаке. Его воля: он спустил бы им шкуру. Живьем. Медленно. Лоскут за лоскутом, чтобы они подавились собственным криком, чтобы задохнулись от собственного воя…

Стемид моргнул раз, другой.

Добро, он не родился князем. Добро, не ему решать, кого миловать, а кого казнить. Иначе не жил бы заложником в ладожском тереме княжич Воидраг. И не отправился бы предатель Видогост на вече целым и невредимым. Только и велел Ярослав к нему кметей приставить да руки связать.

Нет. Стемид расправился бы с ними со всеми.

Да. Добро, он не родился князем.