Книга Осколки на снегу. Игра на выживание, страница 273 – Элина Птицына

— А где же? — с живейшим интересом переспросила та.

— В Черных казематах, — мрачно ответила Свята. — И хорошо, если в одной камере.

Трудка с ужасом зажала рот двумя руками, выпучив глаза:

— Да как же это…. Да как же это…, — забормотала растерянно.

— И вот еще что запомни. У тебя про меня могут так же выведывать, как ты сама собиралась сейчас. Молчи, Трудочка. Мы с тобой тут пару дней, нам молчать надобно, да приглядываться. Поняла меня? Опасно здесь болтать.

— Ни словечка не вытянут, — решительно ответила горничная и принялась распутывать, наконец, шнуровку на своей обожаемой Святе.

Матушка родная говорила, что за графинечку и детям,и внукам Трудкиным молиться будет надобно неизбывно. А Трудка уже и сама молится каждую ночь Небесной Госпоже.

Вытянувшись на постели во весь рост, юная графиня блаженно выдохнула и зажмурилась от удовольствия.

— Мне до вечернего чая на службу не надо возвращаться, — молвила, не открывая глаз. — А ты иди, поешь, Трудочка. Мне еды не носи с утра, разве малый крынок с молоком. Его попью. Да дверь перстеньком приложи, чтобы не зашел кто чужой.

… Но, когда Трудка возвратилась, барышня её крепко спала. Девушка подоткнула одеяло, полюбовалась на Святу и на цыпочках вернулась в гостиную. Остановилась перед хризантемой, оглядела пышный цветок пристально, а потом решительно погрозила ему кулаком.

— Ишь ты, какой, а? Ишь какой, — заворчала она, да и принялась за уборку, находясь при том в самом мрачном расположении духа.

Белая кошка живо прыгнула на подоконник с улицы, как только Труда распахнула створки. Но девушка с таким негодованием замахала на нее метелкой, что кошка свалилась обратно и застыла белым изваянием с непередаваемым выражением изумления на белоснежной мордочке.

Труда возмущенно захлопнула окно. Это не дворец, а проходной двор какой-то! То кавалеры опасные, то кошки незваные — только бдеть успевай!

* * *

У Лотаря давно не было такого хорошего настроения.

Обычно вопрос женитьбы, который давно назрел, вызывал у него чувство, близкое к зубной боли.

Он несколько раз пытался представить себе свою будущую жену, но образ никак не хотел складываться или, наоборот, воображение являло крикливую сухопарую барышню с кучей родственников, и всем им непременно было что-нибудь нужно от зу Харта.

Воображаемая барышня как две капли воды походила на дочку министра образования. Она одна из всех девиц, принятых в Пале де Кайзи, не стеснялась ему улыбаться. А то! Быть одной из двенадцати дочек не очень-то сладко.

И ему бы носом не крутить, ан нет! Такая тоска наваливалась от улыбок той барышни, что хоть волком вой.

А Климент уже намекал, что пора-пора определиться, если он, конечно, не хочет остаться в истории случайным зу Хартом.

Лотарь не хотел.

Ирмалинда, показавшаяся ему после чтения письма, подходящей кандидатурой — ну, не должны ее родители носом крутить, а происхождение у них недурное — при встрече не вызвала у него отторжения.Наоборот, смешная такая, как осторожный котенок.

Забавная.

Хорошая.

Лотарь улыбнулся, и плечом толкнул дверь в свой кабинет. Гейц и Швац так на него уставились, что он сам остановился:

— Что?

— Это ты нам скажи, — осторожно ответствовал Гейц. — Ни разу я не видел, чтоб ты так улыбался.

— Может, надо чаще смотреть на начальство?

— Я вот глаз не отрываю, — уверил Швац. — Но тоже не видел.