Онлайн книга «Осколки на снегу. Игра на выживание»
|
А что быон сделал? Ну, вышвырнули бы на улицу с каким-нибудь бедолагой на пару… И тому бы не помог, и себя бы подставил. Вот и все остальные то же так думают, и никто не хочет оказаться на месте Мала — а для постороннего глаза его положение выглядит ой, как плохо. По легенде, он ходил проситься обратно в «Мелетин». И — неожиданно — визит этот оказался очень болезненным. Колкие насмешки младшего управляющего, подавальщики, отводящие взгляд или старательно делающие вид, что Мала тут нет. А ведь он привык, что в «Мелетине» с ним считаются, совета спрашивают, уважают. Дутое оказалось уважение. Да и не было его совсем, никогда не было. Это Мал себя надеждой тешил, что он, как ни крути, чего-то достиг. Может, наоборот, надо Святое Небо благодарить, что получил он эту возможность: увидеть жизнь свою со стороны, цену ее дешевую узнать и ужаснуться. Жил как в бычьем пузыре — все вокруг мутное. Эх! Да вот только…. Наперекор нелицеприятному пониманию, хотелось ему обратно в этот самый пузырь, где была привычная, такая понятная жизнь — его личная маленькая жизнь. Вот уж, поистине, не зря мольцы учат сдержанности и молчанию, указывая на то, что язык места мало занимает, а зла делает много. Это все потому, что у него, Мала, за ту свою спокойную жизнь накопилось достаточно раздражения. Сам копил, сам мысли свои лелеял, сам ночами думал, что хоть достиг чего-то, но большего достоин. Застрял в нижнем «Мелетине». Да. Не ценят так, как заслуживает. И вот и вылезло. Сам не понял как влип. Зато теперь у тебя, Мал Малыч, сказал он себе, не жизнь, а блюдо расписное, на котором пирог с сюрпризом. И не знаешь, что делать, и не знаешь, что будет… Ткнешь в него вилкой, а он тебе в ответ струю горячего соуса в лицо. Отрежешь маленький кусочек с краю, а во рту потом скребанет металлом монетки… Зрителям то в забаву, конечно. Счастливчика нашли! А сомнительное счастье — зуб обломать. Да только не таков Мал простак, чтобы зубами рисковать. Он нехорошо усмехнулся. Подсуропил он младшему управляющему напоследок, ой как, подсуропил. А все потому, что не простил этой снисходительности, насмешки этой, которую тот скрывать перестал… Вот ведь странное дело: многое понял Мал и о роли «Мелетина», и о его непотопляемости, и еще о многом, что видел за все эти годы на своей работе,да не понимал по-настоящему, — и понравилось ему это чувство причастности к неким закрытостям, к пониманию тайн, для простого обывателя не доступным… Да, понравилось, это как чистое наслаждение — словно к отварным овощам соус с перчинкой подали. И оттого ему бы на младшего дурака-управляющего со всеми его шуточками внимания не обращать, теперь-то понятно, что его роль не на много выше роли Мала, ан нет… Взодрало Мала до белой пелены перед глазами. Не собирался он князю про его делишки ничего говорить, а тут выложил всё, как на духу. Да и оно, конечно, на пользу дела, которому теперь служит Мал, под клятву приведенный… Недовольных людишек можно долго копить, а все равно потом чей-нибудь кулак да подымется… А князю «Мелетин» нужен. Руб-Мосаньский кивал, слушал, про Старшего пару вопросов задал, поинтересовался, что Мал бы сделал для того, чтоб ситуацию исправить. У Мала крылышки и растопорщились! Это потом уже, в дороге, пришло понимание: как бы князь уважительно с ним не общался, навсегда Мал теперь на этой службе. И одной поездкой Монастырь Неспящих он не отделается. |