Книга Осколки на снегу. Игра на выживание, страница 309 – Элина Птицына

А сможет ли Мал сделать то, что велено, да ноги потом унести?

* * *

Ганг проснулся с ощущением беды. Во сне он упрямо, обливаясь потом, царапал тяжелый, черный камень, наглухо закрывший выход из пещеры, где он, Ганг, сидел уже не одно столетие. Обламывая ногти в кровь, он упрямо ломал и даже грыз черный, мерцающий кристалл, и не собирался отступать: он или выйдет или сдохнет. Третьего просто нет.

Камень пошел трещинами и Ганг с яростным и победным ревом ударил по нему обеими лапами, с наслаждением чувствуя, как под когтями крошится твердый камень.

Лапами?

Винтеррайдер открыл глаза.

Оказывается утро уже наступило.

Сон был дурацкий, как и все сны, что снились Гангу в эти дни. Какая пещера? Какие несколько столетий? Но при воспоминании о мерцающем кристалле Ганг, как ни странно, снова испытал клокочущую ярость, только уже наяву.

Главное, что все Бертовые анализы показали, что Ганг абсолютно здоров.

— Тебя можно демонстрировать в палате мер и весов, — шутил Берти, но смотрел на Ганга осторожно.

И — это тоже бесило.

Ганг сел на кровати на иноземный манер и, уронил голову лбом в ладони, уперся локтями в колени: есть ли что-нибудь вообще, что его не бесит?

Может быть, Берти ему не говорит правды? Не зря же общается с ним как со взрывоопасным сосудом. Даже Руб-Мосаньский стал в последние дни вежлив и предупредителен… до отвращения. Ему это не идет. Сразу закрадываются мысли, а не подготовила ли его опасная светлость какую-нибудь гадость?

Интересно, чувство юмора о чем-нибудь говорит? А подозрительность?

Сейчас Ганг соберется, приведет себя в порядок и, сделав вид, что он добр и весел, выйдет к остальным…

Ну да. Добр и весел.

Ганг фыркнул.

Фырканье вышло резким, злым, низким по звуку.

Винтеррайдер осторожно потрогал свое лицо, а потом встал и подошел к зеркалу. Все, как всегда, вот только глаза горят, отливая темным блеском, точно в глубине глаз Ганга прячется давешний кристалл из сновидения.

Забыв про свои планы, привести себя в порядок, он мрачно натянул домашние брюки и, едва накинув рубашку, толкнул дверь плечом. Однако, силу не рассчитал и дверь слегка не распахнулась, а отлетела с грохотом. Ганг остановился, борясь с новой вспышкой ярости. В какой палате мер и весов его надо показывать? В той, где отделение идеальных сумасшедших?

Берти он нашел в неком подобии местной гостиной, где вечерами отдыхал сам Руб-Мосаньский, который работу предпочитал не покидать даже ночью.

Сейчас Бертрам и князь склонились — голова к голове — над картой Империи. Картина эта отчего-то Гангу не понравилась.

— Злоумышляете? — хотел пошутить он, но прозвучало зловеще.

Берти взглянул недоуменно.

— Доброе утро, барон, — миролюбиво ответил Стойгнев. — У нас тут просто неожиданные новости.

У Ганга нехорошо ёкнуло сердце.

— Какие? — спросил он непослушными губами. — Доброе…, должно быть.

— Ожидаемые новости, — поправил Берти строго, кивнув Гангу.

— Парень ваш нашелся, — подхватил князь.

— Жив? — испытывая странное чувство радости оттого, что новости пришли вовсе не из Межреченска, уточнил Ганг.

— Да, — Берти всматривался в него чересчур пристально. — Подал сигнал. Он на территории Империи. Только… есть сюрприз.

— В каком смысле?

Берти свел брови:

— Не могу тебе ответить на этот вопрос. Петер вышел по запасному аварийному каналу связи. В чем там дело, будем разбираться позже, когда прибудем на место.