Книга Осколки на снегу. Игра на выживание, страница 57 – Элина Птицына

Вот и получилось, что ситуация с недрами Империи почти полностью вышла из-под контроля. И Стойгнев впервые за много лет сказался больным. Напросился у ненавистного Императора в отпуск, в имение, здоровье поправить. Михаил даже обрадовался. Во всяком случае прошение подписал мгновенно. Его секретарь и то дольше вчитывалась в бумагу. Маргарита Сергеевна свела брови, когда Михаил поставил росчерк, и тут же спрятала лицо, приседая в реверансе. Стойгневу тогда впервые и подумалось, что к любовнице Императора они слишком легкомысленно отнеслись. Вернется — надо бы посмотреть на эту красотку поближе.

— Кого Бог наказывает, у того отнимает разум, — пробормотал Руб-Мосаньский, вспомнив Мэй-Мэргарет. Два года смотрел на эту девицу и только сейчас заподозрил, что она не просто красивая куклаиз спальни Императора.

В имение он, разумеется, не поехал. И теперь в Межреченске был инкогнито, на полдороге поменявшись местами со своим двойником. Работа у того нынче была нехитрая, лежать в затемненных покоях боярского дома и изображать больного.

Сам же князь собирался под видом купца побывать везде: и в Межреченске, и в Полунощи, в монастырь Неспящих наведаться.

И в Оплот. В Оплот — обязательно. Гарнизон верен Винтеррайдерам, а значит и настоящему Императору… которого у Империи пока нет. Кроме того, был там человечек один. С ним князь лично хотел разобраться, пусть и человечек тот об этом не подозревал.

Купец из Стойгнева вышел не иначе, как первой гильдии. Бороду пришлось чуть ли не от глаз клеить, а иначе… Тут князь, срепя сердце признавал, что выражение лица у него слишком… великокняжье. За такое выражение физии можно по этой самой физии в речном порту Межреченска отхватить люлей. Уж больно там мужики простые, к княжьим рожам не приученные.

Бородища же внимание от истинного обличья отвлекала. И чесалось под ней, пакостью такой… Немолод он скакать по городкам и весям, да страшно, что кто другой окончательно запорет все дело. Они и так почти проиграли. Савва, Савва как же тебя не хватает, крестьянский ты сын Косицын…

Почему-то вспомнился мещанин в коротковатых штанах, который разглядывал Летний Замок на Имперском шоссе, близ столицы. Стойгнев покосился на свои — укоротить? Раздражали его все эти мещане и купцы неимоверно: торгаши, лишь бы чего продать, да в норку копейку утянуть. Дальше этого и не думают.

Князь прошелся по просторной зале и перешел на другую сторону. Сейчас перед ним раскинулась главная площадь, на которой, впрочем, тоже было малолюдно. Дом городского головы, Присутственное место, гостиница с рестораном…

Лет 200 назад в ней останавливался тогдашний Император. Ничего хорошего в его дневнике про эту гостиницу написано не было. Но дневники прочли уже после его приснопамятной кончины, а памятник в честь Посещения отлили сразу, и с тех пор был обречен чугунный император восседать на коне напротив ненавистной гостиницы. Оттого ли он задрал голову к небу? Что этим хотел сказать местный художник за давностью лет было неизвестно, а Ижаев шутил, вызывая у патрона движение бровей, что вполне сходило за снисходительную улыбку:дабы не осквернять столь непотребным видом царственных очей.

Мотор, выкатившийся на площадь перед ресторацией, заставил Стойгнева выгнуть бровь. Кому этот монстр на колесах принадлежит он прекрасно помнил из донесений, как помнил и то, Саватий по ресторациям не шляется. Этот змей предпочитает дела вести либо у себя в норе — ну да, ныне у него целый Замок, который норой язык назвать не повернется, — либо по частным маленьким домишкам где-нибудь в Среднем городе. Привык ближе к нижним улицам ныкаться.