Книга Осколки на снегу. Игра на выживание, страница 92 – Элина Птицына

Ойц-Пельга усмехнулся. В год, когда она доказала, что готова к роли хозяйки, Салля крикнула при всем роде: «Я пойду в чум того, кто меня поборет!»

Желающих нашлось много.

Со всеми справилась Салля.

В тот год Ойц-Пельга был доволен. Он с трудом привыкал к мысли, что внучка уйдет из его чума.

Когда на следующий год бороться с Салля приехали из других родов, Ойц-Пельга волновался: ее поборют, и он совсем редко будет видеть внучку. Но Салля справилась. Она была настоящей Росомахой в борьбе.

— Эх, — сокрушенно молвил вождь Татья. — Будь она парнем!

Салля была девушкой. Однако, в зимние вечера она ненавидела шить одежду, и с удовольствием сбегала на охоту. И в этом деле она частенько обставляла Пырко. Тот старался, и, конечно, чаще был первым. Второй же всегда становилась Салля. Пырко был и тем единственным, кто все еще боролсяс внучкой шамана.

— Вздорная девка, — мать молодого охотника любила осудить неуступчивую красавицу со своими подружками. — Уступила бы ему!

Салля не хотела. Смеясь над Пырко, она нарочно оставляла на его лице синие пятна. Рука у нее была тяжелой.

…

— Что мне сделать, чтобы она согласилась? — Пырко побледнел еще больше.

— Салля давно сказала свое слово, — спокойно ответил шаман.

— Что мне делать, чтобы она уступила мне? — в голосе Пырко звучало отчаяние. Ойц-Пельга долго курил трубку. Ему самому повезло с хозяйкой чума: они с детства не расставались. Они слышали мысли друг друга так же ясно, как будто говорили их вслух лицом к лицу.

— Что делает народ хансю, когда хочет задобрить Зиму? — спросил, наконец, шаман, сообразив, что женщины рода совсем скоро вернуться от ручья: не надо Салля видеть Пырко на шкуре шамана.

Тот растерянно похлопал глазами.

— Зажарить оленя для красавицы Салля? — спросил он.

Шаман быстро взглянул на него: может, Салля права, что не уступает Пырко?

— Разве моя внучка не пробовала жаренной оленины? — сварливо спросил он.

— Я понял, — через паузу ответил охотник. Шаман не был в этом уверен.

Когда же, вернувшись от Панциря, охотник торопливо прошёл мимо него, Ойц-Пельга едва сдержал усмешку. У Пырко была рассечена скула. Салля, должно быть, была зла. Он раздражал ее своим непрекращающимся сватовством, но, видать, сегодня отличился особенно.

Щеки прибежавшей внучки горели как ночная заря перед ветренным днем.

— Он сказал, что ты не против! — гневно обвинила она и плюхнулась на шкуру рядом с дедом.

— Когда женщина волнуется, она говорит невнятно, — миролюбиво заметил шаман. Салля гневно посмотрела на него.

— Пырко, — раздельно, но по-прежнему быстро произнесла она. — сказал, что ты не против, чтобы я вошла в его чум!

— Я согласился с тем, что ему пора ставить чум, — заметил шаман. — Хозяйкой там, может стать любая другая девушка племени.

— Скорей бы уж, — мрачно ответила внучка и тут же вскинулась. — Он сказал, что ты велел ему смирить меня, как мужчина женщину.

Из трубки старого шамана посыпались искры.

Салля с тревогой посмотрела на него.

— Я не поверила, — похвасталась она. — И мы не боролись. Я сразу разбила ему лицо!

— Теперь вижу, что ты правильно бьешь его, — медленнопроизнес шаман. — В его голове мало ума. Он не понял моих слов. Разве народ хансю принуждает Зиму к добру силой?

— Хо-хо! — воскликнула Салля. — Ты мог много чего сказать, но ему надо говорить прямо. Он может только повторять за кем-то! Он никогда не отступает от того, чему его научили один раз. Он ходит только протоптанной тропой. А остальные тут еще хуже!