Книга Полнолуние, страница 110 – Светлана Поделинская

Подобное восприятие женщины – порочное и унизительное – порождено временем и не скоро изживет себя. Но хотя отец не любил меня, за его безжалостными действиями таилась постыдная, извращенная страсть, которую он пытался оправдать перед Всевышним своей безупречной логикой. Я услаждала его гордыню, и в некоторые редкие моменты он был ласков со мной, гладил лицо и целовал волосы, повторяя, как я похожа на мать, но по-прежнему мог влепить мне пощечину за неуместные слезы.

Его вина передо мной не исчерпывалась насилием. Он не только овладел моим телом, но и растлил душу, сломив волю и вселив в меня всепоглощающий страх. Я боялась его тени на стене, замирала, когда отец входил в комнату, и вздрагивала, когда он обращался ко мне. Я билась в его тисках, но борьба была неравной, ведь я находилась всецело во власти отца. И все же нашла в себе смелость восстать против его необоримой воли – когда он вознамерился снова запереть меня в тесной спальне, потребовала, чтобы он разрешил мне свободное передвижение по дому. Отец же опасался, что я могу сбежать и уехать на любой карете, расплатившись своим телом. Теперь, когда я была ему дочерью лишь отчасти, он без сожалений причислил меня к разряду публичных женщин, утративших само понятие чести и чистоты.

Я все же ухитрилась настоять на своем, и тогда родитель поместил меня под присмотр престарелой тетки. Она слыла ведьмой – по городу ходили слухи, что это она наколдовала отцу богатство, за что он и оставил ее жить в доме на правах дальней родственницы. Прежде я побаивалась тетки, как и подобает благочестивой девушке, и чуждалась ее, а она и не заговаривала со мной. Теперь же, едва за ней закрылась дверь,она выдала, что знает все, одним восклицанием: «Бедняжка!» – и позволила мне выплакаться на своей иссохшей груди. С того самого дня она стала мне матерью, которой я не знала, моей надежной опорой. Она отучила меня думать о мужчинах лишь с отвращением и развеяла мой животный страх. Тетка была бессильна спасти меня от посягательств отца, но зато делала все, дабы укрепить словами мой упавший дух. Она рассказывала обо всем, что повидала на своем веку, и потихоньку передавала мне секреты.

Признаться, я не вслушивалась в ее наставления и не стремилась вникнуть в тонкости колдовского искусства – ведовства, обольщения, приворота и магии. Но это запечатлелось в моей памяти со сверхъестественной ясностью, неподвластной даже времени. Память под ее влиянием стала прозрачной, как вода, и хранила секреты надежнее, чем драгоценная шкатулка. При этом она была избирательна, так что я с легкостью могла забывать нежелательные моменты. Постепенно я выучилась искусству играть и скрывать свои чувства под кружевной паутиной лжи. Я начала подыгрывать отцу, то изображая нежную привязанность, то с презрением отворачиваясь, и тем самым добивалась все новых уступок. Моим отцом нельзя было манипулировать, но я изощренно обманывала и изводила его. Моя уступчивость доставалась ему только ценой ответных послаблений. Он мог ударить меня, и тогда я в слезах падала ниц, воздевала руки и отчаянно взывала к Богу. Если же он грозил мне подвалом, намекала, что могу уже находиться в деликатном положении, и, если я замерзну в подвале, он станет вдвойне убийцей, вместе со мной погибнут его надежды. Так я научилась повелевать этим непреклонным мужчиной, который управлял моей судьбой.