Книга Самый синий из всех, страница 94 – Екатерина Бордон

– Он и от меня стал отдаляться, – продолжает Оксана. – Не знаю почему. Если бы я могла узнать, что у него внутри… Мне страшно его потерять и страшно остаться, потому что он как будто пытается… поглотить меня всю. И наказывает, только я не могу понять за что.

Она сгибается. Прячет лицо в ладонях, и я приобнимаю ее за плечи, а потом краем глаза замечаю какое-то движение: это Андрей. Стоит в отдалении с двумя стаканчиками кофе, которые все-таки отвоевал для нас у автомата. Он чуть приподнимает брови, словно спрашивая разрешения подойти, но я качаю головой. Андрей кивает. Молча ставит стаканчики прямо на пол и уходит вглубь коридора.

Какое-то время мы с Оксаной так и сидим в обнимку, а потом она прерывисто вздыхает и мягко освобождается из моих объятий.

– Надо позвонить родителям. Я ночью ушла тайком, они, наверное, с ума сходят.

– Оставайся здесь, – говорю я, ободряюще улыбнувшись. – Пойду поищу Андрея.

Я вручаю ей стаканчик с остывшим кофе, а свой оставляю нетронутым. Заворачиваю за угол в коридор и едва не спотыкаюсь об Андрея. Он сидит на корточках, привалившись спиной к стене, и кажется как никогда одиноким.

Заметив меня, Андрей встает.

– Пошли, – говорит он, протягивая руку.

Это не вопрос, так что вместо ответа я просто вкладываю свою руку в его ладонь. «Ш-ш-ш!» – шумит его море, столкнувшись с моим. Но шум почему-то не кажется враждебным.

Интересно, что будет, если сложить вместе два одиночества? Я закрываю глаза. Представляю, как с ревом встречаются два океана. Как с грохотом сталкиваются в воздухе волны, похожие на синие глыбы. Сталкиваются, проникают друг в друга, смешиваются…

И становятся одним целым.

Не знаю, куда мы идем. Да мне и неважно. Я иду туда, куда идет Андрей, и этого достаточно.

Мы поднимаемся по лестнице и снова оказываемся в больничном холле с синими стенами, который разветвляется на три коридора. Андрей выбирает тот, что ведет направо. Доходит до самого конца и, отпустив мою руку, садится на корточки. Шарит под красным железным ящиком и, широко улыбнувшись, показывает мне свою находку – маленький ключик.

Вслед за ним я снова поднимаюсь, только на этот раз по железной лесенке, спрятанной за узкой дверью без опознавательных знаков. Я уже знаю, куда мы идем, и дело даже не в сквозняке, который кошкой ластится к ногам. Я просто знаю: мы идем на крышу.

Андрей откидывает квадратный люк в потолке и, ловко подтянувшись, выбирается первым. Я протягиваю руки, и он легко поднимает меня. На мгновение наши тела крепко прижимаются друг к другу, и я задерживаю дыхание.

На крышу падает снег. Снежинки почти незаметны на фоне бледного утреннего неба, но в темных волосах Андрея кажутся хлопьями пепла. Ветра нет. Холод мгновенно пробирается под куртку и обжигает щеки, словно кто-то прижал к ним ледышки.

Андрей подходит к краю крыши и опирается на перила. Внизу по рельсам мчится электричка, а сразу после путей начинается дачный поселок. Пахнет морозом.

– Я просто жалок, да? – Помолчав, Андрей оглядывается через плечо. – Егор всегда заставляет меня чувствовать себя жалким. Когда думаю о том, что он пережил… что переживает каждый день… чувствую себя ничтожеством.

– Почему?

– Ну, если сравнивать наши проблемы…

– Насилие бывает не только физическим, – тихо вставляю я.