Онлайн книга «Зимняя книга приключений. Парижский паркур»
|
Я сунула носорога в карман джинсов. Сначала в задний, потом, вспомнив о том, как потеряла дома сто рублей, переложила в передний. Потом снова тщательно перебрала тряпки, зажав фонарик в зубах. Грязные губки, рубашки, кусок салфетки... Стоп! Я выудила какую-то бумажку. Инструкция к лекарству. На французском. Что ж, прихвачу тоже с собой. Доминик переведет, не зря же она приехала изучать французский. Раз бумажка была в пакете с носорогом, она может иметь отношение к мальчику. Вдруг он болен и поэтому плакал? Я в последний раз просмотрела мешок. Больше ничего ценного не обнаружила. Я выбралась из контейнера и, снова оглянувшись, подошла к двери кафе. Она, конечно, была закрыта. Я тихонько постучалась. Бесполезно. Заперто, и никто не открывает. Я глянула на дверь подъезда. Интересно, может, там еще одна дверь есть, внутри? Я подошла к подъезду. Глянула на табличку и, подумав, набрала номер мадам Григорович. Она отозвалась мгновенно. Может, она снова дежурила у окна и видела, как я лазаю в бак? – Кто там? – спросила она по-русски, с мягким, наверное, польским акцентом. – Мадам, простите, это девочка, которая спорила с охранником «Багета». – Я же сказала вам... – Я знаю! Извините! Я не буду вас в это втягивать. Просто я хочу попасть в ваш подъезд. Там ведь есть дверь, которая ведет в кафе. – Да, но... – Не могли бы вы открыть мне? Пожалуйста. Замок пикнул. Я потянула дверь на себя, скользнула в подъезд. Там было темно и прохладно. Вдруг сердце у меня зашлось так, что чуть не выскочило. Что со мной? Чего я так испугалась? Наверное, замкнутые стены подъезда так подействовали. Я вроде бы как в ловушке оказалась. Я сделала глубокий вдох. Поднялась по ступенькам. Справа был лифт. Впереди дверь, которая, очевидно, вела в кафе. Я постучала. Вдруг мне пришло в голову, что, кроме охранника, Желтой Куртки и хозяйки кафе, могут быть еще люди, которые не хотят, чтобы кто-то видел мальчика! Я отступила. Одно дело, если кто-то выскочит ко мне на улицу, где я всегда могу позвать на помощь, а совсем другое – столкнуться с ним тут, в закрытом подъезде, где неярко горит лампочка. Откроют ли соседи, если я заору? Или никто не обратит внимания?! Что делать? Я подумала и решилась. Плохо, конечно, нарушать свое же обещание, но... Мадам Григорович открыла сразу, после первого звонка. – Я так и думала, что вы подниметесь, – сказала она. Ей было лет шестьдесят. Седые волосы убраны в пучок, на лбу очки. На ней был вязаный крючком светлый кружевной джемпер, бордовая юбка. На руке – браслет из янтарных камушков. Выглядела мадам так, словно готовилась к встрече со мной. – Мне не хотелось бы с вами говорить, – она сказала это как-то умоляюще. Словно мне надо было убедить ее в обратном. И я сунула руку под свитер, нащупала нагрудный карман толстовки. Достала – нет, не инструкцию к лекарству, а портрет мальчика, за которым охотился Желтая Куртка. И показала его мадам. Она порывисто вздохнула и посторонилась. Я прошла в прихожую, затем – в гостиную, маленькую, уютную, с диванчиком и креслом-качалкой у старенького телевизора. У окна стояло пианино, накрытое вязаной салфеткой. На нем – несколько фотографий в рамках. Мадам Григорович подошла к окну, задернула шторы. В свете ночника, стоявшего на тумбочке у дивана, ее волосы чуть отливали золотом. Она указала мне на диванчик, села рядом. У мадам были карие, очень выразительные и грустные глаза и белая кожа, лишь кое-где тронутая коричными пятнышками. Она сцепила руки на коленях в замок. – Мадам, вы догадываетесь, почему я к вам пришла, – начала я. – Возможно, – кивнула она, – но видите ли... Вы приезжая. Вы уезжая. – В смысле – скоро уеду? – Да. А я останусь тут. Поэтому... Она сглотнула. – Поэтому если бы я даже хотела помочь этим бедным... Она снова замолчала и отвернулась. «Может, попробовать на нее надавить?» – подумала я. – Так вы ничего не собираетесь говорить? Зачем же вы меня позвали? – Вы сами попросились. Я подумала, может, вам нужно спрятаться от них, – она испуганно глянула на дверь. – Нет! Мне нужно, чтобы вы объяснили мне, что тут происходит! – А... Она открыла рот, но тут же сдержала себя. Я видела, она борется с собой. Того и гляди, расплачется. Но как вытянуть из нее правду?! Я встала с диванчика, подошла к окну, поймала очередной испуганный взгляд мадам и села на гладкий крутящийся стульчик возле пианино. Подняла крышку. Нажала на клавишу. Она молчала! Я нажала на следующую. Никаких звуков. – Зачем вам такое пианино?! – Оно мой старый боевой товарищ, – грустно сказала мадам Григорович, – помнит моего мужа. Тут до меня дошло. – Пианино – это вы, мадам! Вы понимаете? Вы все помните, знаете и молчите! По ее лицу потекли слезы. Это было ужасно – видеть, как плачет пожилой человек. Она взяла с тумбочки коробку с салфетками, вытащила одну. – Ваш муж давно скончался? – Десять лет назад. – А дети? У вас есть дети? – с надеждой спросила я. – Нет! Да что же это такое! – Мадам! А свое детство вы помните?! – Да, – она улыбнулась сквозь слезы и зашелестела, – я жила на хуторе... у бабушки... у нее была чудесная коллекция керамики, знаете, такие глиняные вазы, расписанные вручную павлиньими перышками... – Так вот представьте, – закричала я, хлопая крышкой от пианино так, что задрожали фотографии, – что в вашем детстве вместо керамики было ВОТ ЭТО! Как у этого мальчика! Я кивнула на дверь. Она замерла. – Скажите же наконец, что вы знаете об этом мальчике?! Я не хочу подвергать вашу жизнь опасности, но есть же слова, которыми можно все описать. Ну хоть одно слово! Есть? Она кивнула. – Прицеп, – проговорила она с таким сильным шелестящим акцентом, что я даже решила, что она от волнения перешла на польский. Но слово оказалось русским. – А еще я слышала, как один из них сказал «этуаль», – добавила мадам Григорович, – это означает «звезда». Ника ждала меня у забора возле домика мадам. – Ну что? – набросилась она на меня. – Сначала ты расскажи. Где, кстати, Доминик? |