Книга Умри со мной, страница 26 – Юлия Селиванова

Рон молчал, казалось, обдумывая сказанное Диной.

– И о чем ты хочешь пообщаться со мной?

– Ну, например, о том, кто тебе набил такую клевую тату на руке, – Дина протянула руку, чтобы коснуться, но Рон очень быстро одернул и опустил рукав. – Нельзя трогать? Взорвешься?

– Не то, чтобы взорвусь, – Рон даже немного засмеялся, голос выдавал эмоции, – но тебе вряд ли… понравится.

– Да ладно, брось, – Дина потянулась к его руке уже настойчивее, сочтя реакцию Рона кокетством и заигрыванием, – дай посмотреть.

Рон вжался в стул, завел руку с татуировкой за спину, максимально далеко от Дины, чтобы она не дай бог не дотронулась до лодки, – открытия врат в Летополис посреди урока античной истории – нельзя было допустить, невозможно. И если, допустим, для Рона это было бы поводом для иронии, то для остальных – поводом для ужаса, однозначно.

Город мертвых запечатан печатями на руках проводников. И открыть эти печати можно прикосновением. Рон никому и никогда не разрешал трогать свою татуировку, в особо тревожные дни носил только длинные рукава. Но Дина не сдавалась. И тогдаРон сделал единственное, что могло ее остановить.

Поцеловал.

Поцелуй был внезапным, сильным и уверенным. Дина удивилась, широко распахнула глаза, чуть не съехала со стула, уперлась руками в грудь Рону и издала какой-то странный звук, совсем – как ей потом казалось – не романтический. Они оба замерли, – в голове у Рона бешеной белкой крутилась только одна мысль: что я делаю? Что я делаю? Я сошел с ума. Это не входит ни в какие планы, надо остановиться… но его тело реагировало совсем иначе: Рону было жалко Мадину, он пропитывался этой жалостью с самого первого дня пребывания в Вентуре, жалость, словно вода, постепенно затапливала его, – опять вода, с Диной всегда будет связана вода, с самого ее детства…

Первой поцелуй прервала Дина. Не потому, что он ей не понравился, – было бы глупым отрицать, что Рон – ходячий секс, целоваться с ним хотела бы, наверное, половина школы (девушки), да и вторая половина (парни) скорее, тоже были бы не прочь, по крайней мере, некоторые, вроде того же Гаса. Дина в какой-то момент просто начала соскальзывать со стула, на котором и без поцелуя сидела не очень комфортно – эта привычка сесть на самый край и поджать ноги под себя. Глупая-глупая привычка! Мадина уперлась руками в грудь Рону, чтобы хотя бы немного продлить ощущение тепла и мягкости, которое буквально разлилось по телу. Так хорошо ей не было уже очень давно. Мир вокруг словно замер, краем глаза Дина могла видеть застывшие в воздухе – как в янтаре – пылинки. Обычная пыль, но она – освещенная солнцем – сверкала как маленькие звезды. Точно такие же Дина видела в детстве, когда их кошка – Миссис Петигрю – отряхивалась после сна. Мадина вспомнила все и как будто на минуту провалилась во времени, словно между ее детством и сегодняшним днем выстроился невидимый мост. И по нему шли и шли забытые эмоции, притупившиеся и просто изменившиеся с течением лет.

Рон поцеловал Дину от безысходности, но теперь не мог прервать этот поцелуй и эти внезапные объятия. Он держал девушку крепко – поверх ее рук, – как будто спасал из быстрой воды (в каком-то смысле он ее и спасал, но не мог спасти, и это знание терзало его). Прикосновение ласкового и такого теплого лица Мадины сбивало его с толку и мешало действовать рационально. Рон обнимал ее, крепче и крепче, вот уже его любопытный язык проник врот девушки и требовательно прикасался к ее языку, который, будто бы танцуя, – уступал в этой вечной битве…