Книга Зоомагический факультет. Болотные хроники, страница 32 – Анна Одувалова

Костёр трещал, будто издевался над моими попытками сохранить хладнокровие. Фенрик, сидящий напротив, ловил мои взгляды и подмигивал, словно знал, какие мысли крутятся в голове. Верн же выражал поддержку прямее и проще – протянул мне шампур с подгоревшей колбаской:

– Держи. Лучше ешь, а то вернемся еще непонятно когда.

Ужин прошёл в странной смеси усталости и нервного смеха. Даже Борк, обычно строгий, разрешил нам кидать мелкие камушки в озеро, рисуя на безмятежной глади дорожки из “блинов”, пока электрический угорь – тот самый, что чуть не поджарил Ксандра, не показал свой силуэт на поверхности. Его голубоватое свечение мелькнуло, как напоминание, что озеро – это собственность загадочной фауны мрачноболотья, а не пришлых студентов.

– Красивый, – прошептала Луна, зарисовывая угря в блокнот. – Но лучше любоваться издалека.

Дорога обратно пролегала через лес, где тени деревьев вытягивались, как длинные пальцы, цепляясь за наши брюки. Визуалка шла рядом с Ксандром, её смех тонул в шепоте листвы. Я отставала, делая вид, что поправляю шнурок, но Верн, словно читая мысли, замедлил шаг:

– Не переживай. Он терпеть не может, когда на него вешаются, – сказал парень с легким сочувствием в голосе.

– Мне всё равно, – соврала я, пнув камень, который с грохотом покатился в кусты.

У входа в корпус Ксандр обернулся, его лицо подсвечено фонарём. На мгновение мне показалось, что он что-то хочет сказать, но визуалка уже тащила его за рукав, показывая что-то в своём блокноте.

– Спокойной ночи, – бросила я в пустоту и захлопнула дверь, оставляя за ней треск цикад и шепот ночного леса.

В комнате пахло дымом и болотной мятой. Луна тут же со стоном рухнула на кровать, обняв подушку. Ее мышонок с упоением доедал пойманную на подоконнике ночную бабочку со вкусом чавкая. Я старалась не смотреть на его трапезу. Присела у окна, изучая, как фонари станции мерцаютвдали, словно светлячки, запутавшиеся в паутине.

Ночь окутала станцию синеватой дымкой, а воздух пропитался ароматом мокрой хвои и дымом потухшего костра. Сон совершенно не шел. Я сидела на подоконнике, прижав колени к груди, и смотрела, как луна пробивается сквозь ветви древних дубов, отбрасывая кружевные тени на пол. В чашке дымился крепкий чай – слишком горький, но я добавила дольку лимона, надеясь, что кислинка прогонит не только излишнюю терпкость, но и тяжёлые мысли. Летучий мышонок, словно чувствуя мое настроение, забрался на колени, свернулся клубком и замурлыкал, как крошечный котёнок. Его крылышки подрагивали во сне, а усики щекотали ладонь. Он был ужасно милый, и оказалось совершенно невозможно не почесать его за ушком, от чего мурчание стало громче.

За окном царила тишина, которую нарушал лишь шелест листьев да редкие крики ночных птиц, похожие на скрип ножниц. Я уставилась на тёмный силуэт лабораторного корпуса, где всё ещё горел одинокий фонарь – наверное, какой-то одержимый зоомаг допоздна корпел над исследованиями. Мысли кружились вокруг сегодняшнего дня: вспышки электрических угрей, холодное прикосновение воды, смех наглой, так некстати упавшей в воду визуалки…

Внезапно справа между деревьями скользнул черный силуэт. Я прищурилась, но мышонок уже вскочил, насторожив уши. Прежде чем я успела встать, в окно тихо постучали. Сердце ёкнуло, чашка едва не выскользнула из рук.