Книга Почти 15 лет, страница 41 – Микита Франко

Последнее прозвучало совсем не устрашающие, но Лев выдохся: в драках он был сильнее, чем в разговорах.

— Ладно, я понял, — сказал Артур. — Извини.

— Извинить? — опешил Лев. — Он говорит, что ты его совратил. Почему он так говорит?

— Я не знаю, Лев, он пришёл ко мне сам, он этого хотел.

— Но он говорит, что не хотел!

— Блин, ну ты же знаешь эти ситуации, чуть-чуть друг друга не поняли и сразу — «насилие», — усмехнувшись, он добавил: — Тебе ли не знать.

Артур намекал на ситуацию с Яковом, но Лев думал не о ней, а о произошедшим накануне между ним и Славой. Слава, наверное, тоже считает, что это было «насилием», но это ведь не так…

— Ну да, — кивнул Лев, соглашаясь с Артуром.

— Ну вот, — подвел итог тот.

— Но к сыну моему всё равно не лезь.

— Я понял, понял.

Так они и разошлись: Артур благополучно сел в такси и добрался до аэропорта, а Лев — до дома. Уже заходя в квартиру, он вспомнил, что не спросил о траве — кто дал её Мики? И зачем?

Вряд ли Артур. Он не выглядел обкуренным. Наверняка это как-то связано со школьными компаниями — в Канаде подростки курят траву, будто сигареты.

Лев решил, что нужно просто ограничить Мики в прогулках, общении и выходе из дома, а то совсем от рук отбился.

Лев решил, что он той ночью всё решил.

Ночью он слышал каждого.

В три часа, в соседней комнате, поднялся Лев. Оделся, стараясь не хлопать дверцами шкафов, и куда-то уехал. Во дворе знакомо прошуршал шинами автомобиль.

В комнате напротив ворочался Мики. Он вставал, открывал окно, потом закрывал, ложился, снова вставал. Всё это только подтверждало Славины догадки. Он хотел верить в отходняки после травки, хотел утешать себя этими удобными объяснениями («Ну, это же подростки»), но у него не получилось. Он знал. Просто знал, что случилось.

Но не знал, что теперь делать.

Когда Лев ушёл, Слава встал с дивана, прокрался в детскую. Думал, что застанет Мики в дёрганом раздрае, но попал в момент, когда мальчик, свернувшись калачиком в постели, беспокойно дремал. В одно из последних вставаний он широко распахнул окно, а теперь — Слава это видел — трясся под одеялом, прячась от зябкого ветра. Он прикрыл створки и, опустив взгляд на спящего сына, потянулся было, чтобы поправить одеяло и убрать волосы со лба, но замер, не доведя движение до конца. Побоялся, что разбудит. Он знал, что в таком состоянии дорога каждая секунда сна, поэтому, шагнув назад, вышел из комнаты.

Снова лёг на диван, укрылся и попытался уснуть, но всё равно уловил, как в полпятого вернулся Лев.

К шести, когда солнечные лучи заиграли на обоях, ненадолго заснул и Слава.

Он не позволял себе долго спать, вставал раньше, чем проснутся дети: не хотел лишний раз напоминать им, что родители в ссоре и спят порознь. Слава хорошо помнил, как это было в его детстве: когда мама с папой ещё жили вместе, отец, вдруг перебравшийся на диван, был главным показателем, что дела в семье реально плохи. Последствий долго ждать не пришлось: вскоре отец ушёл и не вернулся.

Мики вышел из комнаты первым: бледный, лохматый, с мешками под глазами. Слава возился с панкейками на кухне, и Мики, проходя мимо, стащил один прямо со сковородки — долго перебрасывал из одной руки в другую, пока не уронил на пол.

— Минус блинчик, — скорбно заключил он.

Слава отошёл в сторону, пропуская его к мусорному ведру.