Книга Осколки, страница 159 – Саша Урбан

Элль выпростала руки и провела пальцами, хватая безвольно болтавшиеся в воздухе нити. Каждый из умиравших цеплялся за жизнь, каждый тонул в отчаянии. Худого безразличие глодало, а раздутого все никак не могло утащить на дно, но оба равномерно погружались в пучину, как бы ни старались набить свои грудные клетки воздухом. Они уже ничего не видели и не слышали в предсмертной агонии, но когда Доминик и Элоиза в четыре руки связали между собой их нити, не заботясь о прочности узлов, оба забились, как выброшенные прямо на жаровню живые рыбы.

Они кричали, раскрывали рты, пока из глоток не полетели брызги крови. Элль хотела отвернуться, но она знала, что не посмеет. Она бросила взгляд на Доминика — тот стоял безразличный к происходившему. Наблюдал за агонией, как будто заранее знал, что ничего не выйдет. Он едва шевелил пальцами, распуская самые слабые узлы, которые облегчили бы муку и позволили двум связанным душам незаметно проскользнуть за завесу, прямиком на суд Дремлющих богов, когда они проснутся и возобновят приемные часы в своем чертоге.

Вскоре оба умиравших стихли, обмякли, напоминая усеянный рыбами и медузами пляж после шторма. Дом утер покрытый испариной лоб и махнул младшим, чтобы убрали тела. Глянул на Ханнеса, кивком обозначая конец эксперимента.

— Я ожидал другого, — поджал губы отец. Элль напрягла плечи и спину, чтобы не склонить голову под грузом отцовского разочарования.

— Отрицательный результат — тоже результат, — невозмутимо парировал Доминик.

— Предыдущий продержался два часа.

— Я пытаюсь выяснить, в чем причина. Коллегия, возраст, состояние здоровья, биография — так много факторов, — рассеянно взмахнул рукой Дом и тут же закашлялся. Его горло распухло, раздалось, и принялось душить собственного хозяина.

Ханнес стоялнеподвижно, только сжимал кулак перед собой. Пылающий взгляд перешел с Доминика на Элоизу.

— Мне нужно три восстановленных мертвеца. Минимум, — прошипел он. — Корабли Галстерры уже в Темере.

Ханнес ослабил хватку, и горло Доминика начало сдуваться. Когда оно позволило глотнуть воздуха, сын Летиции Верс в неизменной надменности сказал:

— А я-то думал, что нам важно качество, а не количество.

Ханнес упер взгляд в дочь.

— Элли, я рассчитываю на тебя. Это наш шанс стать по-настоящему свободными. Бери любые книги, работай день и ночь, — требовал он, пока сам не выдохся. Он говорил что-то еще, но взгляд Элль возвращался к каталкам, которые не могли разъехаться в узком дверном проеме. С каждым словом Ханнес становился все дальше, и Элль не пыталась уцепиться за него, спросить, зачем это все. Просто не видела смысла. Кажется, она ничего и не видела, кроме двух отпечатков смерти, повисших над полом.

Она стояла, как истукан, даже после того, как Ханнес покинул кабинет, оставляя дочь и несостоявшегося зятя наедине с призраками тех, кто несколько минут назад ускользнул на ту сторону.

Доминик достал из внутреннего кармана халата фляжку и сделал несколько больших глотков.

— Теперь ты понимаешь, Элли, дорогая, в этом прелесть быть мной — от меня никто ничего не ждет. Не доставляю проблем — и уже замечательно. А вот ты — от тебя постоянно чего-то хотят. Каждому что-то нужно, но не нужна ты сама. Должно быть больно и одиноко, — нахмурился Дом.

— Твое сочувствие просто очаровательно. Тебе его тут пришили? — вскинула бровь Элль, словно проснувшаяся от укола его ядовитых слов.