Книга И оживут слова, страница 125 – Наталья Способина

К счастью, никто больше ничего не вливал в меня силой. Признаться, я опасалась, что это повторится, но все обошлось, несмотря на то что перенервничала я гораздо сильнее, чем во время обряда погребения. Впрочем, возможно, дело было в том, что я приложила массу усилий, чтобы это скрыть. Я не просто не стала прятаться в доме Радима, а вернулась за стол и прилежно высидела ужин до конца. Смеялась шуткам Миролюба, не отстранялась от него, когда он наклонялся чересчур близко и шептал на ухо разные глупости, улыбалась князю и Радиму. Я сделала в тот вечер невозможное – ни одна живая душа не заметила, как сильно я испугалась встречи с Ярославом. Разве что Альгидрас… Но Альгидраса я больше не видела.

Миролюб вызвался проводить нас с Добронегой до дома, и следом за нами увязались два воина в синей форме. Я испытала облегчение оттого, что мне не пришлось оставаться с ним наедине. Мы неспешно шли по утоптанной дороге, и я вполуха слушала разговор Миролюба и Добронеги, вдыхая полной грудью прохладный воздух. Отчего-то мне было душно, словно сейчас стоял знойный полдень. Где-то вдалеке неистово лаяли собаки.

То там, то здесь на заборах горели кованые фонари. Интересно, Свирь освещают каждую ночь или это в честь приезда гостей? Я поняла, что ни разу не выходила за ворота после наступления темноты.

Миролюб улыбнулся и чуть толкнул меня плечом:

– О чем задумалась, ясно солнышко?

– Собаки разлаялись, – ответила я.

– Столько чужих в городе, – откликнулась Добронега, – вот псы с ума и посходили.

Я кивнула, но вдруг подумала: что-то в этом лае кажется мне странным. Точно в другие ночи псы лаяли иначе… Впрочем, Миролюб не дал додумать, вновь будто случайно задев меня плечом. Мы долго прощались у ворот, и я слышала, как Серый гремит цепью за забором. Почему-то это меня успокаивало. Миролюб крепко сжал мою руку на прощание, и, глядя в его глаза, я поняла, что, похоже, до этого Всемила не была к нему так благосклонна. Сейчас он выглядел совсем не так, как в начале вечера. Он был расслаблен и весел. Словно этот нежданный поцелуй снял напряжение между нами. Ну, ему, видимо, так казалось. Мне-то это предвещало одни проблемы.

В доме было прохладно – нам явно стоило прикрыть ставни перед уходом. А еще здесь было темно, и я с колотящимся сердцем замерла у порога, ожидая, пока Добронегаразожжет лампу.

Наконец лампа зашипела, и тусклый свет выхватил из мрака часть комнаты. Я поймала себя на том, что намертво вцепилась в край шали Добронеги, и, если бы сейчас случилось что-то неожиданное – выскочил расшалившийся котенок, упал ухват, – я бы точно перебудила криком всю Свирь. Разжав занемевшие пальцы, я выпустила шаль. Добронега, казалось, этого не заметила. Она молча налила молока в миску котенку и проверила, закрыта ли вьюшка у печи, а я все стояла у двери, пытаясь побороть приступ паники. В Свири находился Ярослав, заманивший Всемилу в руки убийц, и я ненавидела его всей душой за то, что не могла сдвинуться с места от страха, понимая, что мне нужно войти в покои Всемилы, в которых темно и открыты ставни. Не отдавая себе отчета в том, что делаю, я шагнула к матери Радима и крепко ее обняла. Почти ожидала, что Добронега меня оттолкнет, но она только крепче прижала меня к себе и погладила по волосам.