Книга И оживут слова, страница 178 – Наталья Способина

– Я скажу, – пообещал он, желая и не смея отвести взгляд.

И тогда снова случилось то, чего не могло случиться. Та, что не с людьми, улыбнулась. Так светло, что ему захотелось зажмуриться. И, отступая, староста хванов подумал, что боги, верно, смеются над ним, раз позволили это увидеть. Да не просто увидеть – навек запомнить.

И не было хванца, который не сказал после, что староста лишился разума. А ведь вправду лишился, иначе как посмел подумать, что Та, что не с людьми, не должна быть и с богами – только с ним.

И не стало для него роднее дороги, чем тропка с острыми камнями, что вела на проклятый утес. Староста хванов мог пройти по ней с закрытыми глазами, потому что сотни раз бежал на утес, не разбирая дороги, не страшась камней. И чаще всего делал это после захода солнца, чтобы дневное светило не видело его позора. И хотел бы сказать себе: «Хватит! Опомнись!» – да не выходило. Главный жрец, коснувшись рукой Священного шара, сказал: «Ты одурманен! Изгони ее, иначе накличешь беду на весь род!» Но он только мотал головой и молил Священный шар сжалиться и не заставлять его отказываться от нее. И самомубыло страшно от тех мыслей, потому что не юнцом он был – сорок весен уж минуло, да ничего с собой поделать не мог. И знал, что всяк на него смотрит да о его позоре догадывается, но, видно, впрямь одурманен был глазами, голосом, руками. Так одурманен, что дышать без нее не мог. И велел жрецу не говорить больше ни слова об этом – он свой выбор сделал. Жрец не стал больше касаться Священного шара, только вздохнул и посмотрел в глаза.

– Ты будешь последним старостой хванов, – негромко сказал он.

И засмеялся староста. И поверил в то, что боги вправду сошли с ума, как и их жрец. Не бывать такому! Никогда. Как это – последним? У него три сына да два младших брата. И ушел он от жреца, смеясь, а его смех еще долго отражался от каменных сводов храма. И боги слышали тот смех.

А потом снова случилось то, чего не могло случиться никак: Элина понесла.

Никто никогда не слыхал, чтобы у Тех, кто не с людьми, рождались дети. У них могли быть лишь воспитанницы, которые тоже служили богам. Но, видно, случилось так, как староста и хотел: она больше не принадлежала богам – только ему.

Она часто повторяла, что у них будет звездный сын.

– Почему звездный? – спрашивал он.

– Потому что звезды – самое прекрасное, что создала природа, – с задумчивой улыбкой отвечала она, глядя на ночное небо, усыпанное звездами, точно бисером.

Он не смотрел на небо. Он хотел только одного: пусть она всегда будет рядом. И если ей для этого нужен звездный сын, что ж, пусть он будет. И, глядя на то, как она с мягкой улыбкой гладит округлившийся живот, он думал, что все-таки переиграл богов. Боги же в ответ смеялись.

А потом Элина заболела. Он понял это отчетливо, когда привычно толкнул незапертую дверь, а девушка не вышла навстречу. На миг мелькнула шальная мысль, что, может быть, уже… сын. Но ведь слишком рано. Еще не настало время! Глядя на ее бескровные губы и слабую улыбку, он осознал, что он мог забыть о богах, но боги не забыли о нем. На следующий день староста молил главного жреца о милосердии богов. Но уже видел ответ в синих глазах. Милосердия не будет. Он сам украл его у себя, смеясь как безумный в этом храме месяцы назад. И уже уходя из храма, он услышал голос жреца: